Современная музыкальная критика и журналистика

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Современная музыкальная критика и журналистика » Киномузыка » Кино как вид искусства


Кино как вид искусства

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

-

2

Новейший словарь киношных заимствований

с

http://forum.screenwriter.ru/showthread … post397700
Общеупотребительный лексикон русского языка в последние годы пополнился парой десятков англицизмов, используемых для обозначения понятий и явлений из области кинематографа и киноиндустрии. Поборники чистоты языка в этом случае возразить почти ничего не смогут. Большинство этих слов пришло в нашу жизнь и речь вслед за соответствующими им понятиями, родившимися в Голливуде и под другими именами нам до того не известными.
Бокс-офис (box office) - сборы фильма от показа в кинотеатрах, важнейший показатель для современного коммерческого кинематографа. Отслеживание еженедельных и даже ежедневных показателей бокс-офиса, отражающих динамику коммерческой успешности новых фильмов, едва ли не столь же важный процесс для настоящего киномана, как и собственно просмотр новинок проката. Для производителей картины итоговая сумма кинотеатральных сборов, хотя показ на большом экране сегодня и не является единственным способом заработать на фильме, все же остается главным фактором, указывающим на успех или провал картины, а также на то, имеет ли смысл снимать ее продолжение (сиквел).
Драмеди (dramedy) - соединение жанра драмы и комедии; в отличие от "трагикомедии" термин "драмеди" применяется преимущественно к телевизионному сериальному продукту и обычно не предполагает ничего трагического. Одним из первых примеров телевизионного жанра драмеди называют популярный американский сериал 1980-х "Детективное агентство "Лунный свет" с Брюсом Уиллисом и Сибил Шеперд, в равной степени сочетавший юмор и драматическое действие. Неслучайно, что этот синтетический жанр впервые был выделен в отдельную категорию именно в США, где комедийные сериалы (ситкомы) и драматические многосерийки снимаются по различным технологиям, имеют различный хронометраж и оцениваются в своих особых номинациях телевизионных и кинематографических премий.
Инди (indie) - независимое кино; в английском языке слово является сокращенным вариантом прилагательного independent. Термин употребляется не только применительно к кинематографу, но и к другим областям культуры, в частности - к музыке. Кино, причисляющее себя к течению инди, должно обладать, как минимум, двумя чертами: быть снятым без участия крупных студий (мэйджоров) и содержать оригинальное авторское высказывание. Поскольку наличие или отсутствие второго критерия с трудом поддается оценке, независимым кино нередко называют все фильмы небольших студий.
Мокьюментари (mockumentary) - игровое кино, притворяющееся документальным. Старый литературный прием (за документ свои сочинения выдавал еще Пушкин, прикрываясь именем "покойного Ивана Петровича Белкина") особую популярность приобрел в эпоху постмодернизма под именем "симулякр" (например, "Имя розы" Умберто Эко), в кино же получил широкое распространение в последние несколько десятилетий. Впрочем, первым фильмом в жанре мокьюментари иногда называют фильм-концерт The Beatles "Вечер трудного дня" (A Hard Day's Night) 1964 года. К жанру принадлежат такие разноплановые картины, как "Зелиг" Вуди Аллена, скандальная комедия "Борат" или популярный сериал "Офис".
Моушн-кэпчер (motion capture) - новейшая технология создания анимированных персонажей, суть которой заключается в том, что живые актеры посредством специальных датчиков "делятся" своими движениями и мимикой с созданными с помощью компьютерных 3D-технологий героями. Широкую известность технологии моушн-кэпчер принесла трилогия Питера Джексона "Властелин колец", ключевой персонаж которой Голлум был сыгран актером Энди Серкисом. С тех пор технология применялась на съемках таких масштабных картин, как "Аватар", "Кинг Конг", "Беовульф", "Трон: Наследие", "Приключения Тинтина: Тайна "Единорога" и др.
Мэйджор (major или major film studio) - одна из пула голливудских киностудий-гигантов, выпускающего наибольшее количество фильмов в год, обладающего широкими финансовыми возможностями и показывающего лучшие результаты бокс-офиса. В США мэйджорами традиционно называют студии из т.н. "Большой шестерки": 20th Century Fox, Warner Bros., Paramount, Columbia, Universal и Walt Disney - этим кинокомпаниям ежегодно принадлежит около 90% совокупного национального бокс-офиса. В последние годы к числу мэйджоров причисляют и сравнительно молодую студию DreamWorks. Недавно появилось и понятие "российский мэйджор" - так называют самые успешные отечественные кинокомпании, получающие согласно новым правилам финансовую поддержку от государства: это "СТВ", "Дирекция кино", "Тритэ", "Централ Партнершип", "Профит", Art Pictures, "Базелевс"и "Рекун".
Ребут (reboot) - создание нового фильма, на основе уже экранизованного ранее сюжета; перезагрузка истории. Понятие "ребут" родственно уже прижившемуся в русском языке "ремейку", однако отличается от последнего рядом существенных признаков: а) ребут подразумевает оригинальное переосмысление известной истории в рамках новой художественной концепции; б) ребуту обычно подвергаются фильмы, уже имевшие значительный зрительский успех, и часто это проекты, уже имевшие несколько продолжений (франшизы); в) перерыв между выходом предыдущей экранизации и релизом ребута, как правило, невелик; г) ребут осуществляется той же студией, которая снимала предыдущую версию истории. Самым известным и успешным ребутом в новейшей истории является серия фильмов о супергерое Бэтмене, снятая режиссером Кристофером Ноланом ("Бэтмен: Начало", "Темный рыцарь", "Темный рыцарь: Возрождение легенды"). Предыдущее воплощение истории Человека-Летучей Мыши снималось на студии Warner Bros. режиссерами Тимом Бертоном и Джоэлом Шумахером с 1989 по 1997 год, первый же фильм Нолана вышел уже в 2005-м и отличался от своих предшественников отказом от сказочного антуража, большей реалистичностью. Ребуты касаются не только кинопроектов на основе популярных комиксов, хотя и распространены на этом рынке (ведется работа над ребутом "Человека-паука", был перезагружен "Халк", коммерчески неудачным оказался ребут "Супермена"), ребутами также являются новая серия фильмов об агенте 007 Джеймсе Бонде с Дэниэлом Крейгом в главной роли или вышедшие на экраны в 2011 году "Восстание планеты обезьян" и "Конан".
Сиквел (sequel) - фильм-продолжение, рассказывающий новую историю с участием полюбившихся зрителям персонажей первого фильма. Современная коммерческая киноиндустрия во многом ориентирована на создание сиквелов и оригинальных картин с возможностью продолжения. Сиквел в известной степени застрахован от финансового провала и, более того, почти гарантирует получение большего дохода, чем принес первый фильм. Несмотря на то, что среди критиков и обычных зрителей распространено мнение, что продолжение всегда хуже оригинала, сиквелы в подавляющем большинстве случаев показывают существенно более весомые результаты бокс-офиса, собирают в кинозалах большее количество зрителей. С другой стороны, существует мнение, что "сиквелизация" киноиндустрии является результатом дефицита оригинальных идей и сценариев.
Родственными "сиквелу" являются понятия "приквел", "триквел" и "спин-офф" (или "сайдквел").
Приквел (prequel) - фильм, рассказывающий предысторию героев или событий оригинальной картины. Например, эпизоды I, II и III космической саги "Звездные войны" по отношению к вышедшим на 20 лет раньше эпизодам IV, V и VI.
Триквел (triquel) - третий фильм в серии или второй сиквел. Например, "Крестный отец III".
Спин-офф (spin-off), или сайдквел (sidequel) - новый фильм, действие которого протекает в вымышленном мире ранее вышедшей картины, либо главным героем которого становится ее второстепенный персонаж. Например, анимационный фильм "Кот в сапогах" по отношению к "Шреку".
Ситком (sitcom) - комедийный телевизионный сериал. Английское слово sitcom является аббревиатурой словосочетания situation comedy, т.е."комедия положений". Комедия положений - старый театральный, литературный и кинематографический жанр, однако к ситкому имеющий довольно опосредованное отношение. Сегодня ситком - это вполне устоявшийся формат телевизионного сериала со множеством своих непреложных правил, в числе которых длина серии, составляющая обычно 22 минуты, закадровый смех и статус-кво ситуации (герои и их обстоятельства очень редко претерпевают изменения от серии к серии, даже если сериал длится несколько лет). Лучшим ситкомом в истории телевидения нередко называют сериал "Друзья", а долгожителем эфира является анимационный ситком "Симпсоны".
Слэшер (slasher) - разновидность жанра фильмов ужасов, где главным отрицательным персонажем является маньяк-убийца, обычно орудующий каким-либо режущим предметом. Канон жанра заложил классический фильм Альфреда Хичкока "Психо" (1960). Если безумный герой "Психо" Норман Бейтс убивает ножом всего двух человек за весь фильм, то в современных слэшерах число жертв такими цифрами обычно не ограничивается. Среди самых известных представителей жанра можно назвать "Кошмар на улице Вязов", "Пятница, 13", "Хэллоуин" и "Крик".
Стоп-моушн (stop motion) - одна из старейших техник анимации, с помощью покадровой съемки оживляющая на экране неодушевленные предметы. В технике стоп-моушн сделаны все кукольные и пластилиновые мультфильмы. Термин и сама техника приобрели в последнее время большую популярность во многом благодаря одной из разновидностей стоп-моушн - пиксиляции (pixilation). Отличие пиксиляции в том, что объектом съемки в данном случае выступают не куклы или предметы, а люди (актеры). Монтаж кадров, между которыми положение тела человека меняется незначительно, делает движения героя на экране кукольными.
Франшиза (franchise) - успешный фильм и его продолжения; киносериал. Термин пришел в киноиндустрию из юридического и делового лексикона, где это слово означает совокупность интеллектуальной собственности, включая персонажей, вымышленную вселенную, саундтрек и т.п. Франшиза как киносериал обычно состоит не только из фильма и его сиквелов, но также распространяется на смежные области, включая мерчендайзинг: выпуск книг, игрушек, аксессуаров. Самая прибыльная кинофраншиза в истории - "Звездные войны", заработавшие за 30 лет около 40 миллиардов долларов только за пределами кинозалов.
Футадж (footage) - отснятый материал, которому для того, чтобы стать конечным продуктом (частью фильма или ролика) еще предстоит пройти редактуру и монтаж. Этимология термина, буквально означающего "длина в футах" или "метраж", отсылает к эпохе зарождения кинематографа, когда временную продолжительность того или иного куска фильма измеряли длиной пленки, на которой он был записан. Один фут 35-миллиметровой пленки включал 16 кадров, длившихся приблизительно одну секунду экранного времени.

3

Словарь терминов

-

http://dramafond.ru/slovar-terminov/
ДРАМАТУРГИЯ
Авторизованная инсценировка - это пьеса, созданная на материале литературно-художественного произведения нетеатрального жанра: романа, повести, поэмы и пр.; и одобренная автором переработанного сочинения.
Авторская инсценировка - это пьеса, которая создана на материале литературного художественного произведения нетеатрального жанра автором этого произведения.
Акт - это законченная часть драматического произведения или театрального представления. Обычно в театре акты разделяются антрактами. В свою очередь акт может дробиться на более мелкие части: явления, эпизоды, сцены, картины. В современной драматургии термин используется редко.
Буфф - в драматургии — введение в ткань пьесы элементов скоморошества, шутовства или циркового представления.
Вымарка - в пьесе — часть текста, изымаемая режиссером при подготовке спектакля, по соображениям постановочного или другого характера.
Действие - законченная часть пьесы и спектакля, предполагающая развитие событий. Различают внешнее и внутреннее действия.
Внешнее действие — стремительное, сложное, запутанное развитие событий, не связанное с раскрытием характеров действующих лиц.
Внутреннее действие — изменения, происходящие в мировоззрении героев на фоне относительно простых событий.
Действующее лицо - персонаж, участвующий в пьесе.
Инсценировка - переработка повествовательного, прозаического или поэтического произведения для театра или кино. Инсценировка имеет форму пьесы с логично построенным действием.
Интрига - в драматургии — способ организации драматического действия при помощи сложных перипетий. Интрига создается сознательными условиями одной из борющихся сторон или возникает в результате случайного стечения обстоятельств. С помощью интриги драматург достигает особой напряженности действия, заинтересовывает зрителя его развитием.  Интригой в драме называют иногда последовательные, подчиненные сознательному плану действия одного из действующих лиц. Например, в «Отелло» интригу ведет Яго. Иногда же интригой драмы называют все взаимодействия участников драмы, взаимоотношение отдельных интриг.
Картина - в драме, опере, балете — законченная часть акта. Картины отделяются друг от друга коротким перерывом, во время которого опускается занавес, публика остается на местах, а на сцене происходит быстрая смена декораций. В современной драматургии термин используется редко.
Мелодрама - пьеса, отличающаяся: острой интригой; преувеличенной эмоциональностью; резким противопоставлением добра и зла; морально-поучительной тенденцией.
Одноактная пьеса - пьеса, все события которой укладываются в одно действие. Одноактные пьесы отличаются простотой экспозиции и простотой конфликта.
Переделка - приспособление иностранной пьесы к особенностям быта той страны, для которой предназначается переработанный текст. Переделка осуществляется путем перенесения места действия, изменения имен действующих лиц и пр.
Пролог - вступительная часть пьесы, картина, предваряющая основное действие. Пролог:
- либо имеет аллегорический характер;
- либо передает события, подготавливающие основное действие.
Пьеса - это драматическое произведение, предназначенное для представления в театре. В зависимости от сложности и длительности воплощаемых событий пьеса делится на акты и действия. Обычно в первом действии дается экспозиция и происходит завязка, в последнем действии происходит развязка.
Радиопьеса - самостоятельный род драматургических произведений, отражающих движение мыслей и чувств героев, их развитие и борьбу. Обычно развитие действия радиопьесы определяет ее ведущий. Часто радиопьеса представляет собой монолог, включающий действенные эпизоды.
Режиссерский экземпляр - экземпляр пьесы с пометками на полях помощника режиссера, ведущего спектакль. На режиссерском экземпляре фиксируется внешняя сторона спектакля: отмечаются реплики для выходов исполнителей, перемены света, декораций, моменты опускания занавеса, мизансцены спектакля, сценические эффекты, описания грима, костюма и т.д.
Ремарка - авторское примечание, пояснение или указание для читателя, постановщика и актера в тексте пьесы. Ремарка содержит краткую характеристику обстановки действия, внешности, манеры произношения и особенностей поведения персонажей.
Сцена - отдельная часть действия, акта, пьесы или спектакля.
Сюжет есть тема в более конкретном оформлении. Сюжет «Макбета»: Макбет стремится к власти и совершает ради этого злодеяния. Сюжет «Ромео и Джульетты»: Ромео и Джульетта любят друг друга; Монтекки и Капулетти мешают их любви. – Иначе говоря, сюжет определяет основную линию драматической борьбы.
Тема драмы – это ее единое действие. Тема «Макбета» — честолюбие. Тема «Ромео и Джульетты» — любовь. Тема прежде всего и формирует драму.
Трилогия - три пьесы, объединенные общей идеей, сюжетной последовательностью, действующими лицами, единым замыслом автора. При этом каждая из пьес трилогии представляет собой самостоятельное законченное произведение.
Фабула драмы – это система важнейших обстоятельств и последовательность наиболее значительных событий, определяющих драматическую борьбу. (При пересказе фабулы следует отмечать «драматический узел» и наиболее острые моменты драматической борьбы)
Финал - заключительная сцена, является кульминацией всего произведения. В оперных финалах чередуются сольные, ансамблевые и хоровые эпизоды.
Эпизод - самостоятельная, законченная сцена драматического произведения, связанная с его основной темой.
Эпилог - сцена, завершающая пьесу и следующая после развязки. В драматургии эпохи Возрождения эпилог представляет собой обращение к зрителю в форме монолога, содержащее авторскую трактовку событий и резюмирующее идею пьесы. В драматургии середины 20 века эпилог часто помещается в начале действия.
Явление - часть акта, в котором происходит изменение в составе действующих лиц. Каждое явление обусловлено логикой развития действия. В современной драматургии термин используется редко.

4

ТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ МЕДИАКРИТИКА АНДРЕЯ ШЕМЯКИНА

-

5 июня 2016
Андрей Михайлович Шемякин родился 12 января 1955 года в Москве. В 1977 году он окончил романо-германское отделение филологического факультета Московского государственного университета, позже – аспирантуру. С 1981 по 1989 годы работал младшим научным сотрудником Института Мировой литературы им. Горького АН СССР. В 1985 году успешно защитил кандидатскую диссертацию по американской литературе конца ХVIII века. С 1989 года стал старшим, а с 2000 года – ведущим научным сотрудником НИИ киноискусства. С 2002 года стал зав. отделом современного отечественного кино НИИ киноискусства. В течение многих лет А.М. Шемякин – автор и ведущий телепередачи «Документальный экран». С 2011 по 2015 годы был президентом Гильдии киноведов и кинокритиков России. К освоенным им профессиям сайт «Кино-театр.ру» относит профессии филолога, культуролога, киноведа, кинокритика, автора и ведущего телевизионных программ, сценариста.
Творческий портрет медиакритика Андрея Шемякина
Говоря о важности института кинокритики в современном обществе, А.М. Шемякин отмечает особенности данной профессии: «Известно, что критиков не любили и не любят, но, когда уважают – хорошо. Дело в том, что сегодня критика воспринимается только с одной стороны – «ругательной», тогда как она дает анализ кино как искусства и анализ общества. За последние годы связь критики с публикой, увы, не усилилась. И во многом потому, что публика сама стала критикой, хотя во мнениях экспертов все же нуждается» [Шемякин, 2015].

Изучив публикации, интервью, выступления медиакритика, мы считаем, что его труды адресованы различной аудитории:
• ученому сообществу: кинокритик принимает активное участие в научных дискуссиях, в работе круглых столов (например, на фестивалях и т.д.), на которых поднимаются важные темы кинематографа (как игрового, так и документального).
Анализируя программу и концепцию кинофестиваля «Лучезарный ангел», А.М. Шемякин отмечает, что из года в год «позитивные тенденции прошлых фестивалей мы старались усилить. Но конкурс XI Международного кинофестиваля «Лучезарный Ангел» структурно стал более целевым, а панорамная внеконкурсная программа – более разнообразной. То есть фестиваль сейчас сосредотачивается на проблеме духовных ценностей, но таким образом, чтобы все, что вокруг так или иначе возникает и то, что к заявленной теме может не относиться, чтобы оно тоже как фон, как контекст оставалось, чтобы люди могли сравнивать. Режиссеры, которым важно сохранение и возрождение духовных ценностей, показываются на конкурсе, а вне конкурса фильмы о том, как сохранить добро, как найти положительного героя, где искать, что мешает в поиске. Соотношение между тем и другим очень важно именно на этом фестивале. Раньше у нас основная программа была более разнообразная, но немножко растопыренная, а сейчас мы вместе с Экспертным советом стараемся, чтобы фестиваль начал выполнять в прямую свою общественную миссию по консолидации людей» [Цит. по: Лозинский, 2014].
• профессионалам в области кинематографа (анализ современного киноискусства, роли медиакритики, ее смыслового компонента). А.М. Шемякин отмечает весьма ощутимый кризис внутри профессионального сообщества кинематографистов и кинокритиков: «Отношения наших критиков с режиссерами осложнились по простой причине: режиссеры решили, что снимают кино для народа, а критики – не народ. В последний год стал слышать упреки в адрес кинокритиков: «Что же вы молчите? Почему «ушли» в другие профессии?». Действительно, одни критики занялись фестивальным менеджментом, другие – стали писать рецензии только в Фейсбук. Что касается последнего, то не от хорошей жизни» [Шемякин, 2015].
А.М. Шемякин остро чувствует снижение влияния кинокритики на кинематограф, отмечая, что сегодня оно незначительное, преимущественно, выражается в призах, вручаемых на кинофестивалях. По его мнению, «эту ситуацию нельзя изменить нажимом или давлением. Проблема, скорее, внутренняя, и чтобы вернуть уважение или заслужить новое, необходимо писать именно о кино, а не о том, что происходит вокруг кино, в связи с кино и так далее… Замечу, что когда критику любят, это уже не критика» [Шемякин, 2015].
• массовой аудитории. При этом хочется отметить, что под нею А.М. Шемякин подразумевает людей думающих, обладающих определенными знаниями в области культуры вообще и кинематографа, в частности. Об этом говорит стиль подачи материала читателям, предполагающий рассуждения, стремление к диалогу. Например, говоря о роли А. Хичкока в истории кино, медиакритик пишет: «Может, все дело в общей усталости кинематографа и его творцов, явные признаки которой как раз обилие стилизаций и безудержное цитирование всего и вся, а не только мультимедийной конкуренция, - в конце концов, кино и ТВ - это же сообщающиеся сосуды! И не одного Хичкока перепевают, другим тоже достается... Но вот в чем штука: Хичкок, действительно, сейчас видится самым необходимым из всех гениев мирового кино. Его и гением-то называешь с опаской, он прежде всего - мастер, и в то же время - мощнейший стимулятор авторской фантазии. Эпоха повальной рефлексии, самоедства культуры, - непременный признак конца века, в свою очередь, подходит к концу. Дело за теми, кто отважится быть «заодно» с Хичкоком и в его раскованности, и в железной самодисциплине, и в еще не исчерпанных творческих идеях» [Шемякин, 1999].

А.М. Шемякину удается преподнести потенциальным читателям статьи информацию не в готовом виде, зачастую подразумевающем менторство, знание истины, которая с обреченной усталостью доносится до публики. Он излагает свои мысли в виде рассуждений, предлагающих аудитории включиться в диалог.
Творческий портрет медиакритика Андрея Шемякина
Массовая аудитория, для которой пишет свои статьи, рецензии, дает интервью А.М. Шемякин, безусловно, обладает такими качествами как образованность, способность критически осмысливать информацию, определенным набором нравственных, эстетических ориентиров. Так, в интервью И. Лозинскому, кинокритик подчеркивает, что важно «создавать профессионального зрителя – так же, как учат читать, чтобы человек мог понять ту или иную книгу» [Цит. по: Лозинский, 2014]. Для этого он, например, в рамках кинофестиваля «Лучезарный ангел» ведет программу «Зримая святость», цель которой показать, что искусство нуждается в собеседнике, чтобы поговорить с ним о духовных ценностях. А.М. Шемякин отмечает, что названием программы послужила фраза из статьи Г.С. Померанца об Андрее Тарковском.
Размышляя о современной аудитории, медиакритик подчеркивает, что нужна долгосрочная и планомерная работа, направленная на изменение потребностей в области в области масс-медиа. То есть по сути А.М. Шемякин говорит о медиаобразовании отечественных зрителей. Вот как он описывает свой опыт медиаобразовательной деятельности на кинофестивале «Лучезарный ангел»: «Современный зритель увидел, что было качественное кино, и не кино об абстрактном добре, о том, что волнует многих. Славу Богу, есть те, кто это еще помнят, они не потеряны для нас. В первый день на показ пришло 12 человек, на второй – 30, на третий – 40... Нам это уже удалось сделать в Екатеринбурге, где сначала был пустой кинотеатр, по которому мыши бегали, а спустя три года сформировалась своя аудитория. Подобное сделали кинематографисты и интеллектуалы во Франции, и в 60–70-х появилась Новая волна, проломившая брешь в стене коммерческого кино. У него появилась своя аудитория не только на родине, но и по всему миру» [Цит. по: Лозинский, 2014].
А.М. Шемякина отличает оперативность реакции на происходящие в медийном мире события, мероприятия. Сюда можно отнести:
• рецензии на фильмы, публикующие в журналах и на сайтах;
• очерки о кинофестивалях, например, о «Белом слоне», «Лучезарном ангеле» и др.;
• интервью с медийными персонажами, представителями культуры и искусства. Так, А.М. Шемякин взял интервью у известного кинокритика, киноведа М. Черненко [Шемякин, 2004];
• рецензии на книги о киноискусстве. Примером можно назвать рецензию на монографию А. Хренова «Маги и радикалы. История Американского авангарда». Вот какую характеристику дает ей А.М. Шемякин: «Такой книги у нас еще не было… Это не просто фундаментальное исследование экспериментальных авангардных фильмов, то есть малоизвестного у нас и огромного пласта кинематографа США… Но долой политкорректность! Уважение к коллеге — отнюдь не ритуальное, оно побуждает к тому, чтобы, не претендуя на всеобъемлющую оценку сделанного им (для этого хотя бы фильмы, им описанные, надо посмотреть, а где?), выделить ключевые проблемные поля этого в высшей степени необычного, при всем его академизме, текста. Ибо перед нами фактически история американского, а отчасти (применительно к 1920-м годам) и европейского кино, увиденная с точки зрения авангарда, который, вообще-то говоря, есть целостная мироконцепция, при всех ее инвариантах» [Киноведческие записки, 2005]. Даже в данном отрывке прослеживается заинтересованность автора монографией, его восхищение проведенным А. Хреновым исследованием, а в большей степени – его результатом.
А.М. Шемякина отличает разнообразие используемых жанров, что может считаться одним из показателей высокого уровня профессионализма. Его творчество находит выражение в виде: аналитических статей о явлениях, процессах, событиях(прошлого и настоящего) в кинематографическом мире, сообществе; заметок, комментариев на кинематографические темы; интервью; бесед с персонами медийной сферы; кинообозрений, очерков о кинематографических событиях, рецензий на фильмы и т.д.
Отдельное место в перечисленных жанрах, у А.М. Шемякина занимают аналитические статьи, где он стремится подвести методологическую основу под современное отечественное кино, изучить тенденции развития кинематографа в мире, в странах Восточной Европы, понять происходящие исторические процессы, взаимосвязи в киноискусстве и пр.
Рассуждая о киноискусстве в Европы и его центральных идеях, он ставит перед участниками круглого стола в Белых Столбах следующий вопрос: «Существует ли сегодня кинематограф Центральной Европы как пространственно-временной континуум или эти замечательные страны побежали каждая в свою сторону?» [Круглый стол, 2004].
Александр Сокуров.
фото: Валентин Илюшин, «БалтИнфо»
В статье «Иероглиф «Япония. Японский след в советском кино от «Оттепели» до Сокурова» А.М. Шемякин рассматривает возможные влияния японского кинематографа на советских/российских режиссеров. Он пишет: «Сознаю, что эти заметки будут страдать заведомым эмпиризмом. И нетолько потому, что проблема, обозначенная в подзаголовке, еще никем всерьез не поставлена. Дело в другом: на данном этапе сама ее «локализация»,точнее, сведение многообразных и разнонаправленных влияний японской культуры на культуру позднесоветскую к чисто кинематографическим параллелям, представляется преждевременным. Важнее обнаружить следы самого присутствия Японии как возможного собеседника (пока еще не провиденциального) на том историческом этапесамопознания общества, когда самоопределение обитателей советской Утопии во времени и пространстве становилось делом неотложным» [Шемякин].
Необходимо отметить, что А.М. Шемякин достаточно четко и обосновано выносит аналитические оценки:
• фильмам. Так, в рецензии на фильм «Московская элегия» А. Сокурова, медиакритик особое место отводит оценке кинокартины кинематографической общественностью, отмечая ее необъективность. По его мнению, она была обоснована рядом обстоятельств: «к тому времени, когда Александр Сокуров снял «Московскую элегию», миф судьбы Андрея Тарковского уже сложился: рождение, изгнание, болезнь, смерть и — уже окончательно — посмертное признание гения, искупившего на чужбине грехи Отечества. И все это присутствует в фильме Сокурова. Его фабула — жизнь в эмиграции. Его сюжет — прощание с художником, олицетворявшим в российском искусстве традицию и одновременно — в силу известной парадоксальности советского опыта — ставшим обновителем художественных идей, лидером эстетического сопротивления, либеральным знаменем и так далее. Сними Сокуров такой фильм сейчас — можно не сомневаться в его успехе. «Московская элегия» свободна от назидательного и обличительного пафоса и, стало быть, — естественно биографична. Но тогда возникло скорбное недоумение. С настойчивостью говорили даже не столько о неудаче фильма, сколько о несоответствии моменту. Имя Тарковского еще было под неофициальным запретом. Его фильмы — тоже неофициально — только начинали робко появляться в окраинных кинотеатрах Москвы и Ленинграда. Интеллигенция была озабочена подсчетом потерь, а Тарковский был в тот момент потерей самой горькой» [Шемякин, 2011];
• кинофестивалям. В качестве примера приведем ответ А.М. Шемякина на вопрос журналиста: «Если начистоту, есть ли реальный вес у «Белого слона»?» - «К счастью, кино становится многоплановым, и в этом смысле призы начинают играть роль «маячков». Нравится или не нравится решение жюри – с этим можно спорить, но игнорировать уже нельзя. За каждым выбором стоит большая аналитическая работа, и это оценить картину совсем не просто. А сейчас у многих такое ощущение, что в отечественном кино все прекрасно, а критика – этакий междусобойчик. Не могу сказать, что мы безгрешны, но осознанно идем на серьезный риск – выносим вердикт современности. Довольно страшно быть обруганными потомками и услышать в свой адрес: «Да эти критики ничего не понимали!»[Шемякин, 2015];
• медийным персонажам и пр. Например, анализируя работу А. Быстрова в фильме Ю. Быкова «Дурак», А.М. Шемякин отмечает, что его номинация на «Лучшую мужскую роль» премии «Белый слон» не случайна: «Артем Быстров, безусловно, открытие, и я буду очень рад, если он получит нашу награду. На мой взгляд, он ее достоин. Очень трудно играть так называемого «коллективного героя», в котором сосредоточены лучшие черты народа. По определению герой не должен выбиваться из общей среды, но при этом быть героем. Во многом из-за точного выбора актера на главную роль фильм «Дурак» так сильно прозвучал. Предыдущий фильм Юрия Быкова «Майор» как произведение киноискусства был более высоким, но такого резонанса как «Дурак» не имел. Это заслуга режиссера – правильно выбрать артистов» [Шемякин, 2015].
Структура статей А.М. Шемякина соответствует общим логическим принципам, а приемы подачи материала — поставленным целям. На их достижение направлено и использование средств художественной выразительности, находящее выражение в заголовках статей, метафорах, сравнениях и пр.
Творческий портрет медиакритика Андрея Шемякина
Так, в рецензии на фильм В. Абдрашитова «Время танцора», опубликованном кинокритиком в журнале «Сеанс», уже в самом заголовке «Ясность смутного времени» присутствует неоднозначность, которая призвана внести некоторую интригу, пробудить интерес читателей. Во введении автор, рассуждая о кинокартине, обращает внимание аудитории на проблеме «связки» кинематографистов со своими зрителями: «Решительно не могу вспомнить, когда Абдрашитов и Миндадзе почувствовали, что аудитория перестает их понимать. Пытается, но не может. Круг не сузился, интерес не ослабел. Пусть время радикально переменилось, но что-то уж больно быстро отлилось в новые застывшие формы» [Шемякин, Сеанс, № 16].
И здесь А.М. Шемякин представляет читателям свою оценку фильма: «Во «Времени танцора», которое я считаю самой значительной работой Абдрашитова и Миндадзе со времен «Охоты на лис», вновь заданы жесткие социальные параметры. Будто на шахматной доске расставлены фигуры, а уж как сложится партия — посмотрим. Но при очевидной символичности сюжета — полная ясность повествования без подтекста. Ясность, от которой не знаешь, куда деваться — проще не понимать, разыгрывая прежнюю драму некоммуникабельности. Вытанцовывая ее» [Шемякин, Сеанс, № 16].
В финале рецензии автор подходит вместе со своими читателями не к ответам, а к вопросам: «Как нащупать реальные отношения с собственным ампутированным прошлым, от которого только и остается, что рассказ? Как уйти в новую мечту, если воплощенное желание жить — это кабак, названный именем погибшего друга?» [Шемякин, Сеанс, № 16]. Таким образом, он предлагает аудитории вдумчивую трактовку фильма «Время танцора», задает «опорные точки» в кинопроизведении, обозначает проблематику, дискуссионные темы.
В своих публикациях А.М. Шемякин часто использует эпиграфы, которые помогают сконцентрировать основную идею текста. Например, к рецензии на монографию А. Хренова «Маги и радикалы. История Американского авангарда» в качестве эпиграфа А.М. Шемякин приводит слова Шарля Бодлера: «Нелепица — благодать усталых людей», что позволяет сконцентрировать информацию вокруг основной темы, даже задать некоторую полемичность.
В своих рецензиях медиакритик стремится через главных персонажей фильмов выйти на понимание целей, смысла жизни как отдельных людей, так общества в целом, обозначить философскую глубину (если таковая имеется). Под одной из важнейших ценностей человека А.М. Шемякин понимает совесть, которая, согласно его мнению, помогает формировать моральные, нравственные, этические ориентиры личности.
Для того чтобы подтвердить это, приведем отрывки из рецензии А.М. Шемякина на фильм А. Германа «Проверка на дорогах»: «Писали: глаза выдают муку интеллигента. А так — все натурально: шапка со звездочкой, обмотки, сутулость, ватник, говорок. Искали характерность. Но Быков-то освободился от нее — как освобождаются от старой кожи, когда все посторонние мотивировки — самообман, и ты наедине с голой совестью. Больше ничего. Командир партизанского отряда Локотков должен поверить человеку, которому веры быть не должно. По определению. Перебежчик надел чужое платье — и стал бывшим своим. Хуже врага, и взывает к вере. Быков играет неизбежность веры — не в человека, а человеку. И получается, что верить или не верить — выбора нет… Театральность была в крови у эпохи. Ее изжили восьмидесятые. И только у Германа ей дана была после шестидесятых другая точка отсчета: быть нам или не быть» [Шемякин, 2013]. Очевидно, что в последнем предложении автором выносится высокая оценка не только рецензируемому фильму, но и режиссеру, его личностным качествам, ощущению чувств, мира и т.д.
Отметим, что в кинокритических публикациях автора ярко проявляется его политическая, этическая, эстетическая позиция. Чтобы доказать данное утверждение, обратимся к интервью З. Кошелевой с А.М. Шемякиным о Екатеринбургском фестивале «Россия».
Творческий портрет медиакритика Андрея Шемякина
Рассуждая о роли и значении документального кино, интервьюер отметила сложность, связанную с поиском денег на политизированную картину. А.М. Шемякин ответил следующее: «Во-первых, деньги найти можно, а во-вторых, социальный заказ определенно есть. Я же говорю не об агитке, а об анализе ситуации. Современное общественное мнение формируется по телевизионному принципу постоянной смены информации, а документальное кино могло бы попытаться предложить зрителю анализ современности. И, быть может, пришло время вспомнить традиции 20-х годов, когда события, точнее, система событий, воспринимались не как повод для утверждения тех или иных мифологем, а интересовали и художника, и зрителя сами по себе» [Шемякин. Екатеринбург, 2003].
В данном интервью переплелись этическая, политическая, эстетическая позиции автора, которые нашли отражение в проводимой им параллели: от оценки конкретного фестиваля документального кино к проблеме документалистики в целом, определении векторности ее развития, имеющемся отечественном историческом опыте.
Отметим, что в публикациях А.М. Шемякина видна авторская позиция, обоснованная его статусом медиакритика, воспринимающего произведения медиакультуры не только как эстетическое, но и как социальное явление.
А.М. Шемякин в своих публикациях убедительно доказывает, что анализ и формирование собственной оценки по поводу кинопроизведения, медийного события и пр. должны включать изучение взаимоотношений медиа и социума. Такая профессиональная позиция позволяет ему высказывать свое отношение к фильмам, мероприятиям, персонам медийной сферы, не всегда идентичное мнению других медиакритиков.
Так, в интервью З. Кошелевой о необходимых условиях существования и развития фестиваля документального кино в Екатеринбурге, он отмечает, что «должна расширяться работа отборщиков, нужно находить средства для того, чтобы приглашать картины хотя бы из так называемого ближнего зарубежья, а хоть бы и из дальнего… Стоит устраивать ретроспективы региональных студий, которые грозят совсем исчезнуть с лица земли. То есть, попросту говоря, фестиваль нуждается в реструктурировании. Правда, я пока не вижу воли к изменению. Сейчас у меня ощущение, что в первую очередь необходим во много раз более жесткий отбор, невзирая на лица и чины. Эта моя позиция у части коллег вызывает неприятие, но без этого фестиваль перестанет быть не только профессионально интересным, он просто потихоньку сойдет на нет» [Шемякин. Екатеринбург, 2003].
Для А.М. Шемякина важно, чтобы медийный продукт и внутренний мир его автора находились в гармонии, а творчество обладало эстетическим, нравственно-этическим потенциалом для зрительской аудитории.

Выводы. Мы считаем, что творчество кинокритика А.М. Шемякина способствуют решению следующих задач медиаобразования:
• воспитание хорошего эстетического восприятия, вкуса, понимания, оценки художественного качества медиатекстов;
• развитие аналитического, критического мышления, автономии личности по отношению к медиа;
• развитие способностей аудитории к политическому, идеологическому анализу различных аспектов медиа, медиакультуры;
• развитие способностей аудитории к восприятию, пониманию и анализу языка медиатекстов;
• развитие способностей аудитории к моральному, нравственному, психологическому анализу различных аспектов медиа, медиакультуры;
• развитие способностей аудитории к анализу медиатекстов в широком культурологическом, социокультурном контексте;
• получение аудиторией знаний по истории медиа, по истории медиакультуры;
• получение аудиторией знаний по теории медиа и медиакультуры.
Мы полагаем, что творчество А.М. Шемякина направлено на реализацию следующих функций медиакритики: аналитической, информационно-коммуникативной, просветительской/образовательной, регулятивно-корпоративной, эстетической, художественной и, безусловно, этической.
Андрей Михайлович говорит (через рецензии, статьи, интервью, телепередачи «Документальный экран» и пр.) со своим читателем «на равных», не допуская, зачастую обидного поучительства, но в тоже время не стремясь быть излишне простым и понятным всем и каждому, не заискивая перед аудиторией. К необходимым качествам своих читателей А.М. Шемякин относит самостоятельность мышления, владение определенными знаниями в области кинематографа, нравственные принципы.

Елена Мурюкина
* исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-18-00014) в Таганрогском институте управления и экономики. Тема проекта: «Синтез медиаобразования и медиакритики в процессе подготовки будущих педагогов».
Статья впервые опубликована в журнале «Медиаобразование»:
Мурюкина Е.В. Творческий портрет медиакритика А.М. Шемякина // Медиаобразование. 2016. № 3.

Литература
Кино-театр.ру
Круглый стол в Белых Столбах, январь 2004 г.
Лозинский И. Интервью с Андреем Михайловичем Шемякиным. 2014.
Шемякин А.М. Американский киноавангард: история или нескончаемое начало?
Шемякин А.М. Если критику любят, это уже не критика. 2015.
Шемякин А.М. Заметки практика. Екатеринбург-2003
Шемякин А.М. Иероглиф «Япония». Японский след в советском кино от «Оттепели» до Сокурова // Киноведческие записки.
Шемякин А.М. Интервью с Мироном Черненко. 2004.
Шемякин А.М. Московская элегия. 2011.
Шемякин А.М. Проверка на дорогах. 2013.
Шемякин А.М. Собрание рецензий на сайте журнала «Сеанс».
Шемякин А.М. Три вещи, которые я не знаю о нем. 1999.
Шемякин А.М. Ясность смутного времени // Сеанс. № 16.
http://kino-teatr.ru/kino/art/kino/4397/

ТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ МЕДИАКРИТИКА АЛЕКСАНДРА ТИМОФЕЕВСКОГО

-

ИСТОРИЯ КИНО >>
17 июня 2016
Александр Александрович Тимофеевский родился 14 августа 1958 года в Москве. С 1980 по 1985 годы учился во ВГИКе на киноведческом факультете. Работал обозревателем в газете «Московские новости», в журнале «Столица»; советником генерального директора Издательского дома «Коммерсантъ». Принимал участие в создании концептуальной основы газеты «Коммерсантъ-daily», с 1995 по 1997 годы являясь ее постоянным обозревателем и колумнистом. Стал одним из создателей (1997) и колумнистом газеты «Русский телеграф». Был шеф-редактором общественно-политического и литературного журнала «Русская жизнь», существовавшего с 2007 по 2009 года в печатном виде, а с конца 2012 года по март 2013 как интернет-издание. Девизом этой газеты были следующие принципы: «Разные мнения, никакой партийности, искусство для искусства, чистая словесность».
Творческий портрет медиакритика Александра Тимофеевского
Его статьи выходили в журналах «Искусство кино», «Московский наблюдатель», «Сеанс», «Столица», и пр.; в газетах «Известия», «Московские новости», «Независимая газета» и пр. В 1987 медиакритик получил премию СК СССР за статью «Простенькая история в богатой аранжировке». Сегодня А.А. Тимофеевский, как и многие его коллеги, «ушел» в Интернет, активно публикует свои рассуждения в собственном блоге на сайте «Facebook». Его рецензии на фильмы и телесериалы можно найти на сайтах «Кинопоиск», «Сноб.ру» и др.
Сайт «АртПолитИнфо»[АртПолитИнфо, 2015] пишет: «Александр Тимофеевский начал свою карьеру кинокритиком в конце 1980-х. Уже тогда было видно, что ему трудно будет найти себе постоянное место в любом идеологизированном клане. В девяностые и нулевые годы он был обозревателем широкого тематического профиля и иногда руководителем в нескольких столичных СМИ, а также политическим консультантом либерально-консервативного толка. Сегодня он – обладатель весьма популярного блога. В первые годы путинской эпохи говорили, что к Тимофеевскому прислушиваются власти – по крайней мере, продвинутое их крыло. Сегодня там прислушиваться некому» [АртПолитИнфо, 2015].
Прежде всего, определим целевую аудиторию А.А. Тимофеевского. Для нас здесь нет однозначности. С одной стороны, судя по комментариям, можно предположить массовую аудиторию, обладающую определенными знаниями в области медиакультуры и политологии. С другой стороны, публикации, стиль их написания, подача материала, комментарии, общение с пользователями позволяют утверждать, что медиакритик рассчитывает на отклики профессионалов, то есть людей, которые владеют медийной терминологией, знают теорию и историю кинематографа и т.д.
У А.А. Тимофеевского сформировался собственный стиль общения со своей аудиторией, который проявляется в определенной бескомпромиссности, представлении своего мнения как некоего мерила истины. Читая его тексты, можно поймать себя на мысли, что он не очень «озабочен» обратной связью с читателями.
Таким образом, представляя аудиторию для которой пишет А.А. Тимофеевский (как медиакритик), дадим ей следующую характеристику: это люди образованные, владеющие понятийным аппаратом, знающие теорию и историю кинематографа, понимающие медийный язык. В публикациях А.А. Тимофеевского нет популизма, который направлен на медиаобразование читателей.

В качестве медиакритика А.А. Тимофеевский публикует работы следующих жанров:
* рецензии, отзывы на фильмы и телевизионные сериалы. В качестве примера приведем отзыв медиакритика на минисериал А. Прошкина «Переводчик»
Творческий портрет медиакритика Александра Тимофеевского
«Посмотрел все четыре серии «Переводчика». Хороший фильм. И, конечно, очень одаренный режиссер Андрей Прошкин умеет так работать, что к разнообразным изъянам придираться нет желания. Ну, совсем нет. Но есть две проблемы. Фильм рассказывает о школьном учителе, попавшем под немецкую оккупацию в слободском городке на юге России. Учитель в первый же день обнаружил свое знание немецкого языка и был нанят начальником полиции к себе в переводчики. То бишь фильм об интеллигенте-коллаборационисте. А значит, надо показать те зверства, за которые интеллигент берет на себя ответственность, идя на службу. Вот тут возникает первая проблема. Зверства показаны с явным перебором... Вторая проблема существенней. Все четыре серии фильма построены на паре начальник — переводчик… Но начальнику дарован только интеллект, который не делает его антропоморфным, во всем остальном он животное. Зато переводчик — воплощение человечности, очень богатой и многообразной, ведь, если зло окарикатурено, то и добро должно быть, как сконцентрированный бульон, а то герои будут из разных фильмов» [Тимофеевский, 2014].
* очерки медийных событий. В частности, на сайте журнала «Сеанс» А.А. Тимофеевский участвует в обсуждениях фильмов, персон кинематографа. В качестве примера приведем цитаты некоторых из них:
О Сергее Маковецком: «В его экранных воплощениях личностные характеристики самого Маковецкого не явлены, и потом, заметным становится надличностное и сверхличностное. Кажется, что он сам — это такая страдающая пустота. Маковецкий — это теплая глина, которой можно вылепить все, что угодно. Эта теплая глина — как раз и есть классическая русская школа, то, что ценили прежде во МХАТе. Это способность к перевоплощению, без остатка, без зазора — такая степень ее, которая совершенно не оставляет места для личности. Это и есть лицедейство, и есть актерство. И в этом смысле, конечно, Маковецкий гениален. Он идеален для своего времени» [Сеансу…, № 16];
О фильме «Лимита» (1994): «Нонконформистский герой семидесятых, поставленный в ситуацию потребления. Эта коллизия отчего-то сводит его с ума — что у зрителя ничего, кроме пожатия плеч, вызвать не может» [Тимофеевский, Сеанс. № 10].
Довольно часто А.А. Тимофеевский дает характеристику медиатекстов сквозь призму политики. Это прослеживается во многих публикациях автора, например, а той же рецензии на минисериал А. Прошкина «Переводчик»[Тимофеевский, 2014]: «Нет-нет, я совсем не собираюсь оправдывать нацизм, я из другого садика, но есть художественные законы, есть просто понятие меры. Если вы десять раз повторите, что NN — подлец, гадостность его не сделается наглядней. И даже наоборот, вера в нее пропадет. А вот если вы сообщите чертам NN хоть какую-то человечность, то и злодейство его станет более драматичным, более выпуклым и объемным. Это азбука. Конечно, Прошкин ее знает, как знает ее Никита Михалков, который в «Утомленных солнцем» дарует немцам человеческие черты. Но, что позволено Юпитеру, не дозволено на Первом канале, он на острие идеологической борьбы, несет в массы повестку дня, согласно которой сталинизм не в пример лучше гитлеризма, ну просто никакого сравнения. … повторяю, Прошкин в высшей степени профессиональный режиссер, он отлично понимает эту проблему и чуть-чуть сдвигает всю стилистику фильма в гротеск, даже в комикс, так, чтобы перебор со зверствами стал форматным. И он им становится, хотя все равно понятно, в чем тут интерес Первого канала и где идеологические дивиденды. … понятно, как эта история была бы рассказана в свободной стране, при проклятом ельцинизме. Переводчик успешно бы гадил немцам, обманывая их при переводе, спасая кого можно, предотвращая трагедии и губя доносчиков, делая одно добро, за что был бы разорван на части соседями при возвращении Красной армии или сдан в НКВД и расстрелян» [Тимофеевский, 2014].
В одной из своих прежних статей мы писали о кинокритике С.В. Кудрявцеве, отмечая, что в своем творчестве он руководствуется идеей «Искусство ради искусства», то есть в рецензиях в качестве ведущих критериев опирается на достоинства фильма как кинопроизведения, умение авторов художественными средствами передать основные чувства и мысли своим зрителям. Такой подход, наверное, отчасти сужает круг потенциальных читателей.
Сравнивая творчество С.В. Кудрявцева и А.А. Тимофеевского отметим, что Александр Александрович, напротив, часто политизирует свои тексты, однако, не факт, что это расширяет его аудиторию, по сравнению с аудиторий Сергея Валентиновича.
Хочется отметить, что для А.А. Тимофеевского важно в фильме не линейное, а спектральное восприятие сценаристом, режиссером и актерами мира с присущей ему глубинностью, многоплановостью. Рассмотрим структуру одной из рецензий А.А. Тимофеевского, посвященной анализу фильма А. Звягинцева «Елена» [Тимофеевский, 2011].
Творческий портрет медиакритика Александра Тимофеевского
Во введении кинокритик вносит интригу для читателя, обозначив тесные взаимосвязи с такими фильмами как «Слуга» Джозефа Лоузи, «Церемония» Клода Шаброля, совмещенных с историей униженной жены, убивающей мужа в «Тристане» Луиса Бунюэля. Он отмечает, что такой синтез опирается на сюжетную линию, представляет собой единый архетип с вышеперечисленными кинокартинами: «скрещение, произведенное Звягинцевым, естественно: униженная жена у него по совместительству еще и слуга, сиделка» [Тимофеевский, 2011]. Такое начало, бесспорно, увлекает интеллектуальную аудиторию.
Далее А.А. Тимофеевский дает характеристику главным героям:
- «главного героя критика прозвала «олигархом», что немного смешно: в его квартире близ Остоженки нам показывают три комнаты (столько, по-видимому, в ней и есть), он сам водит свою Ауди-8, а жена вообще пользуется общественным транспортом. Из фильма о нем ничего нельзя узнать, кроме того, что он старый павиан, жующий на пенсии виагру»;
-«его жена, бывшая сиделка, найденная им десять лет назад в больнице. В исполнении Надежды Маркиной это бесцветная женщина за пятьдесят, похожая на всех сразу. В идеальной ее стертости мог крыться свой смысл — такая Родина-мать, которая и накормит, и приголубит, и спать уложит, и спать уложит навсегда, и все это сделает без всякой рефлексии, на одном убаюкивающем смертоносном дыхании. Но смысла этого у Звягинцева нет, ничто в драматургии его не выявляет; само убийство никак психологически не подготовлено и мутно мотивировано» [Тимофеевский, 2011].

Затем, исходя из сюжетной линии, А.А. Тимофеевский образно пишет, что Палех (изнаночно-бирюлевский) с Остоженкой (места проживания героев фильма – прим. автора) — это «не столько различные пространства, сколько разные времена. Остоженка, даром что старая Москва, это царство обновляющейся хайтековской современности, а Палех — это вечный Брежнев в русской душе. Совершив убийство, Елена в качестве бонуса получает пропуск для родных в технологически оснащенное сегодня. Перемещенные в пространстве лица переместились во времени» [Тимофеевский, 2011].
Кинокритик проводит аналогию с предыдущими работами А. Звягинцева, принесшими ему популярность, подчеркивает логику создания «Елены», которая, прежде всего, снималась для европейской аудитории: «Сами по себе перемещения лучшее, что есть у Звягинцева. Кинематограф для него искусство не столько визуальное, сколько временное, каждая сцена имеет четкий ритмический рисунок, что для русских режиссеров в диковинку. В сочетании с чистенькой картинкой это дает ощущение евростандарта, мимо которого отечественные фильмы дружно пролетают. Незаурядный фестивальный успех двух предыдущих картин Звягинцева — «Возвращение» и «Изгнание» — определялся тем, что в этот евростандарт была упакована русская бытийность, что явствовало сразу из названий… Но третий раз невозможно показывать один и тот же фокус. И европейскому стандарту в «Елене» соответствует европейский же тип истории; действие первоначально вообще должно было происходить в Англии, потом что-то не срослось с заграничным продюсером, в России нашлись деньги, и «Елена» бодро перекочевала на Родину, не претерпев по дороге никаких изменений. Звягинцев простодушно признается, что сценарий практически не переписывался, словно между Лондоном и Москвой вообще нет никакой разницы» [Тимофеевский, 2011]. А.А. Тимофеевский резюмирует, что в этом и заключается главная печаль фильма «Елена».
Рецензия написана очень искусно, в ней содержится интрига, поскольку процесс знакомства можно представить в виде пазла: пока ты не соберешь его – не понятно, что изображено на картинке. А.А. Тимофеевский применяет тот же принцип, он постоянно поддерживает интерес читателя, не обозначая – до поры до времени - четкого мнения о фильме.
Отметим, что в основной части статьи А.А. Тимофеевский представляет своим читателям не только собственное мнение о фильме, но и приводит позицию других кинокритиков, не боясь выразить несогласие в определенных моментах. Но детали создания кинопроизведения «Елена», отзывы других кинокритиков, аналогии с фильмами западных режиссеров, представленные в рецензии достаточно подробно, необходимы автору для того, чтобы перейти к оценке произведения в целом.
Творческий портрет медиакритика Александра Тимофеевского
«Проблема имеется и у истории, которую рассказывает Звягинцев. Слуга, замещающий господина, может случиться в мире, где газон триста лет поливали и стригли, а не там, где его каждое десятилетие на свой лад перепахивают. «Церемонией» торжественные застенчивые якобинцы называли казнь… Церемонии у Звягинцева не получилось. В квартире «господина» въехавшие «слуги» осваиваются самым естественным образом. Преград никаких. Расстреливать нечего. Культурных различий нет. Народ и баре едины. Про что тогда был рассказ, непонятно. Звягинцев, видимо, чувствует это, потому что пытается спасти положение любыми допингами. Зачем-то возникает тема Апокалипсиса. Фильм то и дело прерывается аллегориями акцентированной пошлости: вот белая лошадь бездыханно пала, вот птички прыгают по ветке, а вот ребенок ползает по дивану. Типа: помолчим и глубоко задумаемся. Задумались и глубоко помолчали» [Тимофеевский, 2011].
Рецензии А.А. Тимофеевского высоко профессиональны, они позволяют его целевому читателю (который готов рассматривать кинопроизведение не только в контексте культуры, но и в контексте политических событий в России и мире) сформировать мнение о фильме, согласиться или нет с выводами кинокритика.
В своих публикациях он использует различные средства художественной выразительности. Особая роль придается заголовкам статей, рецензий. Например, в названии рецензии «Елена» Андрея Звягинцева — европейская драма на русский манер» медиакритик уже задает тему, опорные точки своих рассуждений: то есть речь будет идти не только о самом фильме, но и о его восприятии как на Западе, так и в России.
А.А. Тимофеевский активно использует и яркие сравнения, метафоры:
- «чтобы гадкий утенок стал прекрасным лебедем, он должен быть сначала гадким, а потом прекрасным, а не полугадким, полупрекрасным, как норовим его сделать мы. Мент, который вчера был бандитом, а позавчера чиновником, не может волшебным образом ни сделать карьеры, ни разбогатеть, ни даже толком рухнуть на дно потому, что у него все уже чуть-чуть было»;
- «версия о том, что она пчелиная матка, спасающая свой бирюлевский рой, так же не состоятельна, как и Родина-мать всех. Нет никакой драмы чувств ни на Остоженке, ни в Бирюлево, ни тем паче между ними»[Тимофеевский, 2011];
- «прежние наши звезды — Меньшиков, Маковецкий — сдулись как-то. Вот — сдулись, как шарики» [Сеансу…, № 19/20].
А.А. Тимофеевский часто прибегает к такому приему как сравнение. Он сравнивает режиссеров, актерские работы, сюжетные линии персонажей, политические реалии и пр. Примеры мы можем найти в обсуждении фильма А. Сокурова «Молох» на сайте «Сеанс». Так, медиакритик решил построить весь отзыв на сравнении (не исключая и других приемов художественной выразительности текста): «В свое время, полемизируя с «Доктором Фаустусом» Томаса Манна, яростный Станислав Лем настаивал, что фашизм не демон, а идиот зла. Сокуров эту антиномию преодолевает. Чем идиотичнее, тем демоничнее — Гитлер из фильма «Молох» примиряет Веласкеса и Кукрыниксов. Он физиологичен и отвратителен, этот последний романтический герой, мятущийся художник, обреченный теург, Людвиг Баварский Третьего рейха. Высоким безумцем он предстает даже, тужась в запоре. Что из этого следует? Фашизм остается фашизмом, хоть розой назови его, хоть нет. Каждый Гитлер немножко художник. Каждый художник немножко Гитлер — для того, чтобы осознать второе, надо для начала смириться с первым. Об этой неразрывной трагической взаимосвязанности и снят «Молох» — самый глубокий русский фильм конца века» [Тимофеевский. Сеанс, № 17/18].
В творчестве медиакритика последних лет мы находим своего рода эпатажность (например, использование нецензурной лексики). Приводить примеры в этом случае для нас некорректно, а вот ссылку на один из таких текстов предоставим: «Россия в «Карточном домике» [Тимофеевский, 2015].
Изучение творчества А.А. Тимофеевского позволило нам сделать вывод, что необходимость в оперативном преподнесении информации о медиатекстах привело его к тому, что его рецензии стали короче, но при этом эмоциональнее, экспрессивнее.
Творческий портрет медиакритика Александра Тимофеевского
Как мы уже отмечали, в публикациях А.А. Тимофеевского о кинематографе прослеживается ярко выраженная политическая позиция. Например, в своем блоге он представляет отзыв на сериал «Карточный домик». В частности речь идет об эпизоде, где президент США Андервуд (Кевин Спейси) принимает в Вашингтоне президента РФ Петрова (Ларс Миккельсен). Кинокритик описывает, как представлен образ, характер российского президента (естественно, это карикатура) американскому зрителю (в цитате сохранена авторская редакция): «Хамоватый и демонический Петров, красавец мущщщина через три «щ», умен, проницателен, нагл, привез с собой водку в бутылках из чистого золота, чтобы насильно ею потчевать гостей Белого дома, поет песню «Ой, полным полна моя коробушка» и прямо за обедом целует взасос, без страсти, но сердечно, как девку, отличившуюся на сцене, жену американского президента: мой поцелуй да будет тебе наградой» [Тимофеевский, 2015]. А.А. Тимофеевский отмечает, что «такой откровенный лубок 29 серии никак не вяжется с тем, что было в предыдущих, скандально изобличающий преступность американской власти, старается быть дотошно достоверным и психологически корректным» [Тимофеевский, 2015].
Показана в 29-й серии и российская оппозиция (в лице Толоконниковой, Алехиной), которой кинокритик присваивает следующие характеристики: шумная, очень деланная и донельзя глупая, «но именно ее от полной безысходности вынужден прославить президент Андервуд после провала переговоров с президентом Петровым» [Тимофеевский, 2015].
А.А. Тимофеевский резюмирует: «Итак, что мы увидели в фильме? Мы увидели Америку, для которой Россия водка-шуба-балалайка, кровавая Рашка. И ничего другого Америка знать не хочет. Мы увидели Россию, мнительную, на грани с безумием, которая чует во всем подвох, заговор. Еще мы увидели российскую оппозицию, какую увидели. И что на это возразить? Я не знаю, что на это возразить» [Тимофеевский, 2015].

Говоря об этической позиции медиакритика в публикациях, посвященных кинематографу, можно отметить, что она, на наш взгляд, тоже прослеживается, но пунктирно. Например, участвуя в обсуждении кинонаследия И. Бергмана и А. Тарковского, А.А. Тимофеевский пишет следующее: «Определение того знака, который возникает в художественном пространстве совершенно не зависит от веры, а зависит от цельности самого художественного высказывания. Если получается художественное «да», то, соответственно, возникает ощущение «да» религиозного, а на самом деле они, разумеется, не тождественны. Скажем, фильм «Причастие», со своей исключительной гармонией, дает «да», но это «да» — художественное. В «Молчании» определенно возникает «нет», Бог молчит. Этот молчащий Бог — скорее художественная незаконченность, недосказанность «Молчания» [Тимофеевский, Сеанс, № 13]. Кинокритик считает, что в творчестве И. Бергмана А. Тарковского привлекало прямое обращение к Богу, которое воплощалось режиссером вне рамок того, что составляет необходимые условия художественного высказывания. То есть некая «внехудожественная» апелляция к Богу. А.А. Тимофеевский подчеркивает, что именно этому и пытался на свой манер соответствовать А. Тарковский в своих работах: в «Рублеве», «Сталкере», «Ностальгии», «Жертвоприношении».
На наш взгляд, для А.А. Тимофеевского в оценке кинопроизведений на первый план выходит соответствие ожиданиям той или иной аудитории, на которую рассчитан фильм (то есть насколько медиатекст «вписывается» в социальный, политический контекст), их культурологический компонент, умение использовать приемы художественного повествования авторами и т.д. При этом, эстетический, моральный аспекты вписываются в общий контекст рецензии, подчеркивая приоритеты современного общества, развивающегося в рамках конкретной политической системы. В своих рассуждениях медиакритик привык ставить не многоточия, а точки...

Выводы. Мы считаем, что статьи А.А. Тимофеевского выполняют идеологическую/политическую, информационно-коммуникативную функции. Творчество кинокритика направлено на решение следующих медиаобразовательных задач: удовлетворение различных потребностей аудитории в области медиа; развитие способностей аудитории к политическому, идеологическому анализу различных аспектов медиа, медиакультуры; подготовка аудитории к жизни в демократическом обществе.

Елена Мурюкина
* исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-18-00014) в Таганрогском институте управления и экономики. Тема проекта: «Синтез медиаобразования и медиакритики в процессе подготовки будущих педагогов».
Статья впервые опубликована в журнале «Медиаобразование»:
Мурюкина Е.В. Творческий портрет медиакритика А.А. Тимофеевского // Медиаобразование. 2016. № 3.

Литература
Артполитинфо.
Тимофеевский А.А. «Елена» Андрея Звягинцева — европейская драма на русский манер. 2011.
Тимофеевский А.А. Россия в карточном домике. 2015.
Тимофеевский А.А. Сеансу отвечают: Актеры. Нереализованный потенциал // Сеанс № 19/20.
Тимофеевский А.А. Сеансу отвечают: Лимита // Сеанс № 10.
Тимофеевский А.А. Сеансу отвечают: Молох // Сеанс №№ 17-18.
Тимофеевский А.А. Сеансу отвечают: О Бергмане и Тарковском // Сеанс № 13.
Тимофеевский А.А. Сеансу отвечают: Режиссёры, драматурги, критики о Сергее Маковецком // Сеанс № 16
Тимофеевский А.А. Страница на Фейсбуке. Facebook
Тимофеевский А.А. Человек и две проблемы. 2014.
http://kino-teatr.ru/kino/art/kino/4411/

5

ТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ МЕДИАКРИТИКА АНРИ ВАРТАНОВА

-

5 июня 2016
Анри Суренович Вартанов родился в 1931 году в Тбилиси. В 1954 году окончил факультет журналистики, а в 1955 – исторический факультет МГУ (отделение истории и теории искусства). После окончания вуза поступил в аспирантуру НИИ искусствознания (в те годы Институт истории искусства АН СССР), где начал исследовательскую работу на стыке областей литературы, кино, фотографии, впоследствии вылившуюся в кандидатскую (1958) и докторскую диссертации (1989), а с 1974 года стал заведовать сектором художественных проблем массовых коммуникаций (с 2013 года –сектор медийных искусств). С 1961 по 1998 год преподавал на факультете журналистики МГУ. Неоднократно читал публичные лекции. Член российского Союза кинематографистов, Союза журналистов, Телевизионной Академии. Лауреат премии «За журналистское мастерство».
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова
С 1961 года А.С. Вартанов вел на телевидении авторские передачи, посвященные кино, фотографии, телевидению: «Лучшие фильмы советского кино», «XX век в кадре и за кадром» и др. В качестве телеобозревателя вел рубрики в газете «Труд» (1991 – 2006), в журнале «Журналист» (с 1993 по настоящее время), писал внутренние рецензии на канале «ТВ Центр» (2001-2012).
Анри Суренович автор ряда монографий: Образы литературы в графике и кино. М., 1961; Самое массовое. М., 1967; Проблемы телевизионного фильма. М., 1978; Телевизионная эстрада. М., 1982; Фотография: документ и образ. М., 1983; Армен Джиграханян. М., 1987; От фото до видео. М., 1996; Актуальные проблемы телевизионного творчества. На телевизионных подмостках. М., 2003.; Российское телевидение на рубеже веков: программы, проблемы, лица. М., 2009.
Среди читательской аудитории А.С. Вартанова могут быть не только профессионалы, специалисты в области телевидения, кино, фотографии, но и рядовые зрители, желающие почерпнуть для себя интересные факты из творческой «лаборатории» медиакультуры.
А.С. Вартанов работает в нескольких жанрах. В обозрениях пишет о появлении и «жизненном цикле» телепередач, отражающих не только эволюцию телевидения, но и развитие социальных отношений в целом. В очерках – о телевизионных событиях, а в критические эссе – о медийных проблемах и о работе телеведущих.
Отдельным направлением творчество медиакритика представлено в жанрах портрета и аналитических статей.
В его портретной галерее можно встретить родоначальника телевизионной критики В.С. Саппака, одного из зачинателей фотоискусства М.С. Наппельбаума.
В искусствоведческих статьях автор анализирует художественные, эстетические достоинства и развитие языка телевизионных фильмов и передач, кино и фотографии, описывает исторические вехи в становлении различных жанров искусства.
В течение последних десятилетий А.С. Вартанов пишет в основном о телевидении, анализируя передачи, работу ведущих, деятельность каналов, дает им целостную оценку, описывая различные этапы их развития.
В статьях А.С. Вартанова можно выделить пять частей.
В первой части он описывает политические и исторические события, вводя читателя в атмосферу времени. Порой он начинает свои очерки со слов: «Я начал писать эти заметки…», «пока писался этот очерк…», создавая многоплановый живой образ действительности.
Во второй части вспоминает интересные детали предыстории появления телевизионной передачи или фильма, характеризует их название, жанровые особенности, оценивает основные приемы авторов в борьбе за телезрителей (время выхода в эфир, «звездные» гости и пр.). Нередко он упрекает авторов и ведущих в изначальных расчетах на рейтинги, а не желании творческого поиска.
В третьей части медиакритик описывает основные векторы развития идеи и сюжета, интерьер студии и драматургию передачи или телефильма. В этой части он ищет ответ на вопрос: что мешает передаче (телефильму) быть гармоничной и целостной с точки зрения сюжетного построения, языка, действий ведущего и участников?
В четвертой части характеризуется заключительный этап жизни передачи или выход телефильма на экран. При этом нередко обращается внимание на проблему компетентности авторов и ведущих (например, критикуются их непрофессионализм и поверхностность, положительно оцениваются удачные творческие решения).
В пятой части формулируется вывод, где дается ответ на вопрос: Что можно было бы сделать, чтобы передача была лучше?
Для своих статей Анри Суренович использует несколько типов заглавий. Условно к первому типу (не по иерархическому признаку) можно отнести образные названия, с оттенком лирического настроения: «Даль человеческой судьбы», «Октябрь тревоги нашей», «Его искусства тень» и другие.
Ко второму типу можно отнести названия, где передается настрой автора на диалог с читателем, самим собой, чувство удивления: «Цензуры захотелось!?», «Ужель та самая Светлана», «Такой хоккей нам не нужен!», «Народ в качестве статиста?» и другие.
В названиях третьего типа чувствуется незлобное ерничанье автора над пафосом телевизионщиков: «Ярмарка эфирного тщеславия», «О московской телетусовке по гамбургскому счету», «Тост за любимого олигарха» и другие.
В названия четвертого типа автор лаконично и образно подчеркивает основную драму описываемых событий: «Срываясь на фальцет», «С пятой попытки» и др.
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова
В своих статьях А.С. Вартанов крайне редко ссылается на мнения профессиональных критиков, киноведов, журналистов. Их упоминание можно встретить в искусствоведческих работах Анри Суреновича в качестве исторических справок. Гораздо чаще он приводит примеры конкретных эпизодов из телепередач и действий ведущих в очерках о телевизионном творчестве.
Отмечая допущенные телевизионщиками просчеты в предполагаемых зрительских реакциях, А.С. Вартанов изредка приводит в пример данные социологических опросов.
Анри Суренович располагает к себе читателя неторопливостью и непринужденностью изложения, искренним и доверительным тоном. В очерках о телевидении, критических эссе, творческих портретах он не использует наукоемких описаний, а ведет разговор о волнующих его проблемах, возмущается по поводу безвкусных и малосодержательных телепередач, описывает собственные переживания и эпизоды личных бесед, восхищается действиями журналистов.
А.С. Вартанов часто пишет статьи о ведущих телепередач, которые во многом являются гарантом взвешенной и объективной информации. Зрители узнают о политической, моральной, культурной составляющей нашей жизни в большей степени посредством общения с ведущим. Его искренность и профессионализм становятся главными ориентирами телезрителей в выборе передачи. В своих статьях Анри Суренович бескомпромиссно ставит вопросы нравственного облика телеведущих, раз за разом упоминая об их огромной ответственности перед телезрительской аудиторией. Не снимает он этой ответственности и с Телевизионной академии. Она, по его мнению, играет значительную роль в состоянии телевидения в стране: «прежде, чем красоваться под лучами софитов и раздавать пышные награды, академики должны бы немало поработать, как говорили прежде высоким штилем, на ниве своего непростого дела» [Вартанов, 2003 (р), с.84].
Характеризуя речь, стиль, поведение ведущих, критик часто описывает свою реакцию («покоробила сухость», «смотреть это было невыносимо» и т.п.), иногда, раздосадованный вульгарностью и ложью тележурналистов, употребляет жаргонные выражения («впарить», «липа», «давит понтом» и т.п.), переходя на разговорную лексику («шоу там ничем не ночевало», «держал в узде публику», «эпоха оболванивания» и т.п.).
Пытаясь приблизиться к пониманию таланта ведущего, А.С. Вартанов, будто размышляя вслух, задается вопросами, находит аргументы. Он использует выражения: «как это у него получается?» «почему?», «я искал разные ответы», «пытаясь понять», «это заставило меня», «я обратил внимание», «бросается в глаза», «я всматриваюсь в это лицо»… Такой стиль вовлекает читателя в совместный с автором поиск ответов на сложные вопросы о тайнах телевизионного творчества.
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова
В статье об актере театра и кино, ведущем телепередачи «Чтобы помнили» Л. Филатове Анри Суренович писал: «Глядя на ведущего и слушая его, веришь в его сопереживание нелегким судьбам героев, ощущаешь подлинность испытываемых им чувств» [Вартанов, 2003 (а), с.265]. Благородный, искренний образ актера вызывает у медиакритика глубокие переживания, которыми он открыто делится с читателем. Одним из важных нравственных достоинств ведущих А.С. Вартанов считает скромное отношение к собственному Я. Таким качеством, по его мнению, и обладал Л. Филатов: «Безукоризненное нравственное начало сразу же, безоговорочно прочитывается в передаче Л. Филатова. Видно, что он не "примазывается" к чужой славе, что не "набирает очки" в своем рейтинге. В отличие от других ведущих кинопередач, он сводит свои появления на экране к самому необходимому уровню» [Вартанов, 2003 (а), с.264].
Анализируя образы ведущих, тележурналистов, А.С. Вартанов описывая различные грани: нравственные, профессиональные, эстетические и др. Стараясь быть объективным, он отмечает как светлые, так и темные стороны личности ведущих. Но наиболее выразительными у него получаются характеристики беспристрастных, бескорыстных, искренних и, самое главное, сочувствующих тележурналистов. Одним из таких, по мнению Вартанов, – В. Молчанов: «Присущие ему от рождения качества: глубокая интеллигентность, превосходное воспитание, отменный вкус, умение вести себя в любых ситуациях, элегантность, такт, совершенное владение русской речью… Красивый, неулыбчивый, с печальными, кажущимися иногда трагическими глазами» [Вартанов, 2003 (б), с.242]. Медиакритика впечатляет его «боль за то, что происходит с людьми и их душами» [Вартанов, 2003 (б), с.250]. «русская интеллигентность, далекая от корысти и наживы, от нынешнего делячества и рыночного цинизма» [Вартанов, 2003 (б), с.246].
Пожалуй, это одна из самих содержательных по эмоциональной выразительности характеристик ведущих, сделанных А.С. Вартановым. В большинстве статей он дает более лаконичные описания различных сторон творческой индивидуальности тележурналистов. О Сергее Алексееве (ведущем информационно-аналитической программы «Воскресенье» на Первом канале в первой половине 90-х – Р.С.) медиакритик пишет: «Его русский язык обращал на себя внимание выразительностью и богатством, лишенным привычных в СМИ идеологем и литературных штампов» [Вартанов, 2003 (в), с.27].
Щедр на комплименты оказался Анри Суренович и по отношению к Светлане Сорокиной: «Не только обаятельна, хороша собой, проста, но и, кроме всего прочего, еще и умна, самостоятельна в суждениях, смела, остроумна» [Вартанов, 2003 (г), с.217]. В Светлане Сорокиной Вартанов оценил ее умение сохранять баланс между эмоциональностью, объективностью, честолюбием и профессионализмом: «Прекрасно ощущая свою способность нравиться зрителям, она никогда не эксплуатирует это качество. Не пытается, как многие ее коллеги женского пола, кокетничать, исторгать из наших сердец умиление, заискивать перед нами… Поэтому-то, наверное, люди сразу же признали в ней свою, приняли в свои дома и сердца…» [Вартанов, 2003 (г), с.217].
А.С. Вартанов не скрывает симпатий к телеведущим женщинам. В Ирине Зайцевой он нашел свойственные ей достоинства: «раскрепощенная, независимая, обворожительная». В Юлии Меньшовой разглядел присущие ей качества: «молодая, милейшая, голенастая». Но иногда приходится ему делать нелестные комплименты. По мнению критика, Татьяна Миткова компенсирует невысокую содержательность своих программ «пулеметной скорострельностью текстов, а настроение информационных выпусков – беспричинной улыбчивостью» [Вартанов, 2003 (д), с.45].
Умеренность в собственных оценках и характеристиках проявляет, как кажется А.С. Вартанову, Владимир Познер, демонстрируя беспристрастность своей позиции: «рядом с коллегами с других каналов, где, кажется, главной целью было утвердить самоценность своей личности в противоборстве с властью, Познер выгодно выделялся тем, что думал не о себе, любимом, а о сути дела, о разнообразии мотивов, бытующих в общественном мнении» [Вартанов, 2003 (п), с.281].
Негативную критику у А.С. Вартанова вызвали и (теле)журналисты, вдохнувшие воздух постперестроечной свободы 1990-х, и быстро перестроившихся по западным лекалам. В их передачах стало больше действия и сенсационных фактов, меньше сопереживания и сочувствия, свойственного русской душе. Такого рода телетексты противопоставлялись А.С. Вартановым той части телепередач, где продолжала торжествовать «российская размягченно-разжиженная манера», вызывающая уже явную неприязнь молодой части аудитории.
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова
«Западничество» А.С. Вартанов увидел в стиле Артема Боровика, утверждая, что тому был присущ «холодновато-отстраненный способ повествования, непроницаемая маска на лице во время довольно бесцеремонных расспросов, жесткие оценки событий и людей» [Вартанов, 2003 (е), с.123]. В нем критик увидел снижение нравственных критериев: «полное равнодушие к идеологическим или же моральным позициям человека, о котором пишут или рассказывают с экрана» [Вартанов, 2003 (е), с.123].
В Леониде Парфенове Вартанов разглядел не только «замечательную наблюдательность», но и поверхностность, «будто талантливый журналист торопит время, полагая, что кардинальные перемены в нашем обществе, в сознании подавляющего большинства зрителей уже произошли. Что людям интересна не духовная суть происходящего в культуре, искусстве, жизни, а те эффектные, сверкающие, зазывные блестки, которыми сопровождаются подчас и культура, и искусство, и другие явления многообразной жизни» [Вартанов, 2003 (ж), с.117].

В своем творчестве Анри Суренович разрабатывает несколько основных тем: «Телевизионные программы и передачи», «Эволюция телевидения», «История и теория телевидения и фотографии», «Социальная роль телевидения», «Документальное и телевизионное кино».
Значительная часть его статей посвящена теме: «Телевизионные программы и передачи». С начала 1990-х он анализирует ток-шоу, телевикторины, авторские программы, информационные и аналитические передачи. Ввиду большого влияния на общественное мнение, информационные передачи разных телекомпаний («Время», «Вести», «Итоги», «Намедни» и др.) постоянно конкурировали, и медиакритик внимательно анализировал их появление и эволюцию, цель, структуру, тип аудитории, язык и стиль ведущих, причины (не)популярности, уровень профессионализма и компетентности корреспондентов.
В передачах развлекательных жанров А.С. Вартанов ищет содержательности, искренности, естественности, эстетического вкуса. Среди них он выделил «До и после полуночи» (ведущий – Владимир Молчанов), «Что? Где? Когда?» (период, когда ведущим был Владимир Ворошилов), «Я сама» (ведущая – Юлия Меньшова).
Тема «Эволюция телевидения» рассматривается А.С. Вартановым многогранно в статьях, освещающих различные аспекты телевизионного творчества: появление и эволюция телевизионных жанров (ток-шоу, информационной передачи), телеканалов (ВГТРК, НТВ, REN-TV), ведущих, деятельность Телевизионной академии и др.
Анализируя этап появления нового российского телевидения начала 1990-х, медиакритик во многих появившихся на свет передачах находит «газетные» или западные корни, отмечает возникновение проблем коммерциализации и отношения с властью, неразборчивости Телевизионной академии в выборе лауреатов, снижение нравственного и профессионального уровня тележурналистов.
Тему «История и теория телевидения и фотографии» А.С. Вартанов анализирует в искусствоведческом ключе. Сравнивает современные телепередачи и работу ведущих с образцами советского периода. Рассматривает влияние новых цветовых и графических возможностей экрана на эмоциональную и смысловую содержательность передаваемой телевидением информации. Делая небольшой, но предметный анализ передач, медиакритик оценивает существенные изменения в развитии основ их драматургии и жанровых структур.
Небольшие статьи о фотографии Анри Суренович писал для журнала «Советское фото» в 1960-1980-х. В них он анализировал работы фотохудожников различных жанров: портрета, пейзажа, натюрморта, репортажа. Описывая поиски фотографами основ художественной выразительности, критик показывал проблемы, с которыми они сталкивались: соотношение в творческом процессе объективного и субъективного, борьба идеологических и нравственных начал.
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова

Во многих статьях А.С. Вартанов затрагивает тему «Социальной роли телевидения», порой указывая на ложное представление информации теми или иными телеканалами. По его мнению, во многих телепередачах, социальной рекламе, явно виден политический заказ, а отсюда назидательность (поучения зрителей), примитив, фальшь «небрежность», «похотливость», «высокомерие по отношению к зрителям», которым нужно все «разжевать». Между тем, как считает А.В. Вартанов, освещение событий должно быть полным, объективным, учитывать различные оценки. Важно, чтобы события обозначали «вектор» происходящих в стране перемен, чтобы на экране была представлена предыстория события.
А.С. Вартанов осуждает телевизионщиков за неумение верно подавать информацию: «Все разговоры и сетования насчет того, что Россия вымирает со скоростью один миллион душ в год, что лишь десятая часть призывников признается медицинскими комиссиями здоровыми, что мы занимаем второе место в мире после Китая по числу курильщиков и т. д. и т. п. проходят мимо ушей наших телевизионщиков. К спорту отношение – и в прошлом, и сегодня – у них откровенно пренебрежительное» [Вартанов, 2003 (з), с.183].
Критик считает, что телевидение несет большую ответственность за доминирующие настроения в обществе. Например, при освещении события захвата Театрального центра, где шел мюзикл «Норд-Ост», телевидение, способное «разжигать или, напротив, успокаивать общественные страсти, должно было в эти и последующие дни быть чрезвычайно аккуратным в прикосновении к «горячим» проблемам межнациональных отношений» [Вартанов, 2003 (и), с.197].
А.С. Вартанов пишет статьи и по теме «Документальное и телевизионное кино», анализируя фильмы содержательно и многопланово. Одна из существенных проблем документального кино, по его мнению, связана с отсутствием интереса у каналов к «сложным» фильмам, требующим от зрителя усилий для восприятия, и поэтому создающих низкий рейтинг. Как следствие «бессодержательность и пустота телевизионного эфира» не заполняется «умными» картинами.
В документальном кино Анри Суренович анализирует умение авторов воссоздать на экране общественные настроения, атмосферу исторической действительности, позволяющие зрителю обнаруживать причины различных социальных явлений. Подчеркивая значение документального кино в осмыслении современной истории и состоянии культуры, он оценивает роль авторов в объективном и аргументированном представлении действительности. При этом немаловажными видятся Вартанову способности кинодокументалистов использовать художественные средства экранной выразительности: пластическую трактовку характеров, образное выражение мыслей, закадровый голос и другие. Именно они позволяют приобрести фильму «личностное измерение», способное оказывать воспитательный эффект.
К сожалению, сегодняшнее телевидение – «с непрекращающимся потоком сообщаемых с невозмутимостью новостей, с лавиной смертей, катастроф, покушений – приучает зрителей воспринимать происходящее в мире экзистенциально, без попытки понять причины и следствия самых диковинных событий» [Вартанов, 2003 (к), с.255]. Многие передачи, производимые телеканалами и авторами, становятся, «пустышками», «профессионально несостоятельны». Исключение – отдельные, единичные передачи, появляющиеся в эфире в основном в позднее ночное время.
Отсутствие вкуса у авторов популярных ток-шоу, музыкальных клипов, педалирование пошлости, штампы и клише вместо творчества, непонимание телевидением и правительством ответственности за воспитание молодого поколения привели к тому, что «наше ТВ от года к году утрачивает свой творческий уровень. Не удерживает даже то, чего само достигло. Не умеет отличить хорошее от плохого» [Вартанов, 2003 (д), с.45]. Безответственная позиция ТВ-начальников породила – «идеологию "неразумного эгоизма": каждый за себя и хватай, сколько можешь» [Вартанов, 2003 (л), с.238].
Эгоистическая идеология помогла сформироваться легкомысленному отношению большинства корреспондентов, репортеров и ведущих к человеческим достоинствам. «Сегодня новое поколение журналистов… предпочитает ироническое отношение ко всему и вся: серьезное, тем более пафосное, им кажется излишне сентиментальным, старообразным, идеологизированным» [Вартанов, 2003 (ж), с.109].
В борьбе за рейтинги и прибыль от рекламы, сохраняя покорность власти и забывая об ответственности, «наше ТВ эгоистически выбирает ту позицию, что так или иначе выгодна только ему, – не миллионам людей, ради которых, собственно говоря, и было в свое время придумано это великое техническое средство» [Вартанов, 2003 (н), с.98].
Творческий портрет медиакритика Анри Вартанова
Отстаивая нравственные принципы телевизионного искусства, А.С. Вартанов нередко укоряет ведущих телепередач за их копание в «грязном белье». С сожалением он пишет, что современное телевидение, «подобострастное к чужим талантам, творящее кумиров-однодневок из назойливых, не сходящих с экранов ремесленников, оно давно уже не ценит тех немногих выдающихся мастеров, которые ищут новое в образных возможностях малого экрана» [Вартанов, 2003 (н), с.305]. Даже программа «Наблюдатель» (телеканал «Культура»), «способная и по замыслу своему, и по более, чем комфортному, хронометражу претендовать на проникновение в многосложную материю художественного творчества, на деле, чаще всего, ограничивается лишь прикосновением к ней» [Вартанов, 2013 (а)].
Разыгрываемые на телеэкране фальшивость, наигранность, лицемерие, отворачивают значительную часть аудитории от большинства телепрограмм и фильмов. По мнению А.С. Вартанова, «традиционному федеральному телевидению верят только пожилые россияне, а молодёжь и люди среднего возраста получают информацию в интернете, настроенном, сплошь оппозиционно» [Вартанов, 2013 (б)].
Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, профессиональное журналистское освещение важных для страны событий должно быть «во всей полноте, в разнообразии важнейших аспектов, в несходстве оценок. Чтобы, кроме исчерпывающих сообщений о самих фактах, зритель мог бы понять, что они значат для него лично и для его сограждан» [Вартанов, 2003 (О), с.88].
Думается, творчеству А.С. Вартанова присущ и серьезный медиаобразовательные потенциал: его многогранность и глубина анализа телевизионных передач могут помочь развитию у аудитории умения критического анализа и эстетического восприятия медийного потока.

Роман Сальный

* исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-18-00014) в Таганрогском институте управления и экономики. Тема проекта: «Синтез медиаобразования и медиакритики в процессе подготовки будущих педагогов».
Статья впервые опубликована в журнале «Медиаобразование»:
Сальный Р.В. Творческий портрет медиакритика А.С. Вартанова // Медиаобразование. 2016. № 3.

Литература
Вартанов А.С. Атакуется тайна // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (е). С. 120-130.
Вартанов А.С. Времена не выбирают – выбирают «Времена» // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (п). С. 278-283.
Вартанов А.С. Даль человеческой судьбы // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (к). С. 252-259.
Вартанов А.С. Его искусства тень // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (н). С. 301-309.
Вартанов А.С. Жил-был телефильм // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (л). С. 233-239.
Вартанов А..С. И все-таки – Молчанов! // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (б). С. 240-251.
Вартанов А.С. «Маленькие трагедии» Леонида Филатова // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (а). С. 260-268.
Вартанов А.С. «Наблюдатель» («Россия-К»): «прикосновение вместо проникновения» // Старый телевизор. 2013 (а).
Вартанов А.С. О московской телетусовке по гамбургскому счету // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (д). С. 43-50.
Вартанов А.С. Октябрь тревоги нашей // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (и). С. 195-202.
Вартанов А.С. Пафос публицистики и азарт тусовки // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (ж). С. 108-119.
Вартанов А.С. С пятой попытки // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (в). С. 26-34.
Вартанов А.С. ТА или ЕТА? // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (р). С. 81-86.
Вартанов А.С. Такой хоккей нам не нужен! // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (з). С. 182-188.
Вартанов А.С. Телевидение 2013. Год возрождения старых телеформатов. // Старый телевизор. 2013 (б).
Вартанов А.С. Тост за любимого олигарха // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (о). С. 87-92.
Вартанов А.С. Фирменное блюдо Светланы Сорокиной // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (г). С. 215-221.
Вартанов А.С. Цензуры захотелось!? // Вартанов А.С. Актуальные проблемы телевизионного творчества: на телевизионных подмостках. М: КДУ; Высшая школа, 2003 (м). С. 92-98
http://kino-teatr.ru/kino/art/kino/4396/

ТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ МЕДИАКРИТИКА ДМИТРИЯ БЫКОВА

-

27 марта 2016
Дмитрий Львович Быков родился в 1967 году в Москве. Журналистскую карьеру начал еще в школьные годы – в 1982 году стал внештатным сотрудником в «Московском комсомольце». С 1985 года, обучаясь в МГУ, начал работать корреспондентом в еженедельнике «Собеседник». В 1987-1989 годах Быков служил неподалеку от Северной Пальмиры, где в ночных нарядах писал о ленинградских прозаиках и поэтах, а с некоторыми завел личные знакомства (с А.Н. Житинским, Н.М. Слепаковой). В 1991 году Д.Л. Быков окончил факультет журналистики МГУ с красным дипломом. В этом же году по рекомендации поэта А.Вознесенского был избран членом Союза писателей России.
Творческий портрет медиакритика Дмитрия Быкова
В 1990-х гг. Быков печатался и работал во многих газетах и журналах: «Собеседник», «Вечерний клуб», «Столица», «Общая газета», «Семь дней», «Новая газета», «Фас», «Профиль», «Огонек» и др. В 2000-х годах работал редактором в журнале «Собеседник», «Огонек», заместителем главного редактора газеты «Консерватор».
С 2000 по 2008 год он был одним из ведущих программы «Времечко» на канале ТВЦ и в 2000-2003 годах вел на ТВЦ авторскую программу «Хорошо, БЫков». Работал Быков и на радио: в 2005-2006 годах вел вечернее шоу на радиостанции «Юность», а с сентября 2006 года – передачу «Сити шоу с Дмитрием Быковым» на радио Сити-FM.
В 1990-х преподавал литературу в школе. После длительного перерыва, в 2007 году вернулся к работе школьного учителя, которую до недавнего времени совмещал с чтением лекции по литературе студентам МГИМО. В последние годы читал лекции в зарубежных университетах: Принстонском, Южно-Калифорнийском Ягеллонском.
В 2011 году участвовал в создании общественного движения «Голосуй против всех». В 2012 стал одним из учредителей Лиги избирателей. В этом же году вошел в состав Координационного совета российской оппозиции.
Со студенческих лет Дмитрий Львович пишет поэзию и прозу. Его перу принадлежат несколько романов («Оправдание» (2001), «Орфография» (2003), «Эвакуатор» (2005), «ЖД» (2006), «Списанные» (2008), «Остромов, или Ученик чародея» (2010)), биографии Бориса Пастернака (2005), Булата Окуджавы (2009) и более десятка сборников лирических и сатирических стихотворений, пьес, рассказов и сказок для детей и взрослых. Быков автор сценариев для проекта «Гражданин поэт».
За литературное творчество он удостоен престижных премий: «Национальный бестселлер» (2006, 2011), «Большая Книга» (2006), премии имени братьев Стругацких (2004, 2006, 2007), «Бронзовая улитка» (2007, 2009), «Мраморный фавн» (2003, 2006, 2007, 2010), «Портал» (2008, 2011) , «Филигрань» (2007), «Полдень» (2006) и «Студенческий Букер» (2005). В 2010 году за журналистское творчество Быков получил премию «Золотое перо России».
Среди читательской аудитории Д.Л. Быкова, вероятнее всего, можно определить четыре группы. В первой (не по иерархическому признаку) - читатели, любящие хорошую литературу и поэзию. Великолепный слог и чувство мелодичности языка Быкова могут удовлетворить самых изысканных ценителей литературного искусства. Вторая группа состоит из аудитории, интересующейся современной ситуацией в стране и критически относящиеся к текущему политическому курсу. Острая и полемическая критика, написанная живо и энергично, может вызывать эмоциональный отклик и глубокие размышления. К третьей группе можно отнести читателей, увлекающихся историей литературы и биографиями отечественных поэтов и прозаиков. Четвертая группа – кинолюбители, ищущие взвешенной оценки фильмов. Пятая группа – дети, которым родители покупают написанные Быковым сказки и рассказы.
Д.Л. Быкова можно не только читать, но и слушать по радио, смотреть по ТВ и в интернете. Вероятно, по интересам и вкусам зрительская и слушательская аудитории схожи с читательской, но их отличает либо бОльшая занятость (например, привыкли случать радио за рулем автомобиля), либо леность, либо любовь к голосу и внешнему образу Быкова. Перед камерой или у микрофона он ведет себя свободно и спокойно, говорит искренне и открыто.
Дмитрий Львович работает в различных жанрах, он пишет романы, сказки для детей и взрослых, лирические и сатирические стихотворения, поэмы, баллады, критические, публицистические и литературоведческие статьи, рецензии на фильмы, сатирические памфлеты и фельетоны.
Многие его сатирические стихотворения появляются на сайте журналов «Собеседник» и «Новая газета» еженедельно, а иногда и ежедневно, являясь откликом на злободневные события в сфере политики.
Его большие литературные работы выполнены преимущественно в жанрах биографии и исторической прозы. Биографии – отдельное направление, где проявляется искусствоведческий и аналитический талант Быкова-писателя. Помимо больших исследований творчества и жизни Б. Пастернака, Б. Окуджавы, им написана портретная галерея советских литературных классиков – от широко известных (Б. Пастернак, М. Шолохов) до малоизвестных широкой аудитории.
Дмитрий Быков в арт-клубе Книги и Кофе
В литературоведческих и биографических статьях Д.Л. Быкова можно выделить пять основных частей.
В первой части описываются причины обращения к творчеству писателя или поэта.
Во второй части раскрываются психологические свойства анализируемой творческой личности: темперамент, поведение, отношение к прошлому и настоящему и др.
В третьей части даются ответы на вопросы: из чего складывается образ персонажей в произведениях писателя? Насколько он чувствовал или смог предугадать культурные, социальные изменения?
В четвертой части оценивается влияние творчества писателя на аудиторию. Даются ответы на вопросы: как в психологии персонажей отражаются характеры реальных людей? Какую роль может оказать опыт чтения произведений писателя в духовном и нравственном совершенствовании читателей?
В пятой части речь идет об идеях, владеющих сознанием писателя. Идет поиск ответа на вопрос: откуда он черпает силы для творчества?
Уже из формулировок названий статей Д.Л. Быкова, складывается ощущение, что он с легкостью схватывает острым взором то, чем определяется творческая судьба его героев. Например, в названии статьи об А. Ахматовой («Могу…») Быков отразил ее сильную волю, позволявшую ей превозмогать «невыносимые обстоятельства». В названии статьи о Ю. Трифонове («Отсутствие…») ухватил сразу и его философию, и творческий метод.
В заголовках своих сатирических стихотворений Д.Л. Быков нередко использует широко известные фразы или выражения, иногда слегка их перестраивая, что позволяет читателям уловить его интонацию и направление мысли. Часто такие заголовки появляются в «Новой газете»: «Ударенные солнцем» (о фильме Н. Михалкова «Солнечный удар»), «На дне» (о Д. Медведеве, спустившемся на дно Байкала) и др.
В своих статьях Д.Л. Быков нередко ссылается на мысли классиков отечественной литературы, иллюстрирующие значимость и исходных принципов и законов художественного творчества. Например, размышляя о современных антропоморфных тенденциях в литературной кинематографической фантастике, он вспоминает Станислава Лема, который «жизнь положил на то, чтобы доказать нам принципиальную бесчеловечность и даже античеловечность космоса» [Быков, 2015]. Намекая на плохо проработанные образы современных киногероев на отечественном экране, Быков вспоминает завет М. Булгакова: «героев надо любить…, иначе вы наживете серьезные неприятности» [Быков, 2015].
Приводимые автором ссылки не усиливают категоричности его оценок и не становятся опорой для его мыслей, а только подчеркивают объективность даваемых характеристик. Очевидно, Д.Л. Быков считает, что литература, как и любой другой вид искусства, не терпит верхоглядства и поэтому должна иметь четкие принципы.
В публицистических статьях о российской политике и действительности Д.Л. Быков ненавязчиво расставляет акценты, помогая аудитории отличить реальное от вымышленного. В его карикатурных изображениях российского правительства много иронии, сатиры, но нет разрушающей агрессии. Он указывает на энтропию, захлестнувшую всю бюрократическую когорту и расширяющую свое разрушающее действие на всем отечественном пространстве. По его мнению, противостоять ей может природная гармония и органичность.
В отличие от политиков, победы над энтропией одерживали и одерживают писатели, о которых Быков повествует в своих статьях и книгах. Он считает, что внешний стиль писателя (или поэта) – это индивидуальная победа внутренней красоты над жизненными страданиями и несправедливостью. Описывая жизненный путь своих героев, Д.Л. Быков эмоционально, прямо и с напором указывает на их духовные свершения. В его словах появляется твердость и категоричность. Наращивая напряжение, он делает ударными краткие характеристики писателей. Например, «Набоков – писатель жаркий, страстный, нежный, сентиментальный» [Быков, 2007 (е)].
В статьях Д.Л. Быкова находится место и литературоведческому анализу: например, у Б. Слуцкого он отмечает «пристрастие к размыванию, расшатыванию традиционного стихотворного размера» [Быков, 2009 (б)]. Острота поэтического слуха и тонкое чувство литературного слова позволяют Дмитрию Львовичу дать содержательную и глубокую оценку таланта писателей и поэтов. В их характеристиках нередко встречается слово изобразительность, в которой Быков видит одновременно нравственную мощь и эмоциональную чуткость.
Изобразительность Д.Л. Быков оценивает, не только в литературных, но и в кинематографических текстах. Он видит мастерство российских режиссеров и операторов в построении кадра, выборе выразительных средств. Давая общую характеристику свойственным отечественной киношколе приемам, Быков пишет, что «поистине наш автор не имеет себе равных в изображении проходов, проездов и панорам на фоне медленной музыки» [Быков, 2007 (б)].
Творческий портрет медиакритика Дмитрия Быкова
Характеризуя литературный стиль писателей, Быков анализирует их язык как о некую живую движущуюся материю. Например, у него встречаются такие выражения: «скупая, точная, плотная фраза». От движения языковой материи Дмитрий Львович переходит к описанию воплотившихся в ней сложных внутренних отношений страхов, переживаний, упрямства, привязанностей, сентиментальности, любви и других явлений душевной жизни писателей. Ему вообще интересно прослеживать то, что твориться внутри его героев в разное историческое и культурное время.
В отношении своих персонажей Д.Л. Быков употребляет разговорные экспрессивные, а иногда и бранные выражения: «раздраконен», «держиморда», «сукины дети». Но он не то чтобы ругает кого-то конкретно, а больше остро язвит по поводу конформизма, лизоблюдства, приспособленчества – явлениях, увы, широко распространенных в нашей стране.
Во многих публицистических текстах Быков использует образные описания, лаконично и точно передающие атмосферу описываемого места. Например, о своих студенческих каникулах он пишет: «белорусский вокзал, медленный мягкий снег, серый день, я уезжаю под Москву» [Быков, 2008 (д)]. Или, оживляя пространство Санкт-Петербурга, добавляет ему мистики: «тогда еще чувствовался дух этого города – глядящего на тебя как бы искоса, с тайным одобрением» [Быков, 2008 (д)].
При чтении произведений Д.Л. Быкова, складывается ощущение, будто он ведет непринужденную беседу с читателями. Он с легкостью находит точные, лаконичные и звучные определения, не перегружая текст сложными оборотами и выражениями. В его поэтических опусах к легкости добавляется игра в небрежно выстраиваемые ритмы и манерность, намекающие на эфемерность устоявшихся социальных норм и отношений. Но в лирических стихотворениях Быков меняется. Когда он пишет со скорбью о непознаваемости и бренности жизни, ритмы становятся мелодичными и точными, на смену легкости приходит задумчивость, а за иллюзорностью брезжить вечность.
В многообразном разножанровом творчестве Д.Л.Быкова есть темы, которые, наверное, больше всего его волнуют. В их числе можно условно обозначить такие: «Портрет современной и исторической России», «Цикличность русской истории», «Таинственное в русской душе», «Народное единство», «Духовные искания русских писателей», «Телевидение – инструмент манипуляции».

«Портрет современной и исторической России» – одна из важных и волнующих тем для Быкова. Во многих статьях он пишет о мрачной, пустынной России, потерявшей смыслы. Выразительный, по его мнению, образ русской реальности начала 1980-х он находит в фантасмагорическом эпизоде весьма спорного фильма А. Балабанова «Груз 200» (2007): «на кровати гниет парадной форме мертвый десантник, поперек кровати лежит голый застреленный Баширов, в углу комнаты околевает настигнутый мстительницей маньяк, а между ними на полу рыдает в одних носках его голая жертва…, а в кухне перед телевизором пьет и улыбается безумная мать маньяка, а по телевизору поют "Песняры" – разумеется, "Вологду-гду"» [Быков, 2007 (б)].
Умерший советский миф привел к угасанию рефлексии и духовному опустошению сегодняшних жителей России, которые «борются не за суть – суть давно выдохлась, – но за мертвый, выхолощенный бренд» [Быков, 2007 (в)]. Быков с негодованием и укоризной пишет, что «любить сегодняшнюю Россию абсолютно не за что. Мы в ауте по множеству направлений» [Быков, 2007 (д)]. Но при этом, он считает что, в глубине России живет «человечность», позволяющая оставаться ей «честной» страной и в отличие от большинства западных цивилизованных стран «она от всех этих украшательств бежит» [Быков, 2008 (з)]
На вопрос, как возможно сохранение человечности в современной России, Д.Л. Быков отвечает так: «Россия – это огромное пространство, беспощадное к человеку… То, что в этом пространстве выживает, действительно достойно самой высшей пробы» [Быков, 2008 (з)].
Размышляя на тему «Цикличность русской истории», Быков пишет о том, что Россия как будто живет в застывшем времени, что в России ничего не менялось веками, а если и «начинается история» так все равно увязает в ее неустроенности и дремучей безмятежности. Однако, если во всем мире наблюдает энтропия, то в России все стабильно. Россия будто имеет иммунитет к эсхатологическим тенденциям, просочившимся на поверхность в начале XX века.
В своих публицистических статьях Д.Л. Быков размышляет о российской истории, особенно о советском ее периоде. Отношение к потрясениям, которые пережил народ в годы сталинизма, говорят о том, что история ничему нас не учит: «Пароксизмы самоуничтожения настигают нацию регулярно: раз в сто лет, иногда чаще» [Быков, 2007 (г)].
По мнению Дмитрия Львовича, столетний период запрограммирован в русской истории в виде циклов бесконечных повторений: «Поскольку вся русская история более-менее помещается в сто лет, неутомимо воспроизводясь в разных декорациях с одним и тем же результатом, основные ее персонажи суть не люди со своим набором пристрастий и убеждений, а социальные роли» [Быков, 2007 (ж)]. «Роли» на протяжении столетий не меняются, и каждый себе выбирает место либо в зрительном зале, либо на «театральной» сцене, но вот главной трагедией является как раз несоответствие «актера и роли».
Д.Л. Быков считает, что российская государственная власть живет отдельно от народа, в разные исторические периоды пытается переформатировать его под нужные ей цели, что, например, удалось советской власти, но изменить архаические формы его духовного устройства она не в силах. Народ «по духу» остается неизменным.
Размышляя на тему «Народного единства», Быков считает, что такие «горизонтальные связи» как землячество, одноклассничество, соседство, лежащие глубоко в национальном сознании, «играют в России исключительную роль, образуя спасительную "подушку" и не давая государству ни окончательно задушить, ни до конца развалить страну» [Быков, 2009 (в)]. Все же для эффективного управления государственная власть старается разделить народ, подменив личные цели «корпоративными», и «народ, состоящий из корпораций, уже не способен в едином порыве подняться на защиту чьей-нибудь – даже и собственной – поруганной чести» [Быков, 2009 (в)].
Однако, за внешней русской неустроенностью, болотистостью, есть то, что поддерживает постоянство ее жизни. Сформулировать это сложно, но Быков пытается, развивая тему «Таинственного в русской душе». Трудность формулировок усугубляется еще и тем, что понять русских, опираясь на внешние рациональные принципы практически невозможно, так как они – «не идеологизированный народ, в том смысле, что в жизненном поведении они следуют не закону и не догме… Из всех догм и вероучений, в том числе христианства, русские берут то, что им близко и нужно». [Быков, 2009 (а)].
За всем наносным, поверхностным проглядывает что-то подлинное, глубокое, непреходящее, на чем зиждется жизнь. Поэтому русский народ «как-то ближе прочих европейцев расположен к самому ядру жизни, к ее веществу, по-платоновски говоря, к реальности как она есть…» [Быков, 2009 (а)]. В близости к «ядру жизни» есть что-то спасительное для России, есть ее особая органичность.
Именно христианские качества души позволяют ей сохранять эту неповторимую органичность. Одним из таких качеств Быков считает неподчинение власти материальных ценностей: «У нас выигрывает тот, кто больше всего отдал, тот, кто меньше всего трясется над нажитым, тот, кому оно вообще по большому счету не нужно» [Быков, 2008 (ж)].
По мнению Быкова, подобную отрешенность сохраняет русский писатель, который почти всегда нуждается в деньгах, но которого заботят нематериальные вещи. Русский писатель часто находится «вне жизни» – позиции, в которой преодолевается «бег времени» и страх перед смертью. Чтобы оказаться в этой позиции, писатель должен постоянно совершать внутренний духовный поиск вечных «небесных гармоний».
В творчестве Д.Л. Быкова тема «Духовных исканий русских писателей» – одна из важных. Ей посвящены биографические исследования автора.
Страх – может быть, как раз то состояние, которое побеждается органикой, гармонией. Именно к таким победам двигались многие писатели, о которых пишет Быков. По его мнению, для М. Зощенко не было «такого врага, который был бы страшнее его темных кошмаров» [Быков, 2009 (г)]. Умение сохранять хладнокровие, смотря страху в глаза, давало ему силы для описания историй, оказавших «наиболее гнетущее впечатление» [Быков, 2009 (г)].
По мнению Д.Л. Быкова, с собственным «внутренним адом» пытался справиться А. Балабанов, «используя в качестве предлога то проблемы русского национального самосознания (оба "Брата"), то мотивы русского модерна ("Про уродов и людей", "Трофим"), то классику абсурда ("Счастливые дни" по Беккету и "Замок" по Кафке)» [Быков, 2007 (з)].
Победа над внутренним врагом необходима для сохранения внутренней чести, ведь для того «чтобы писать, надо себя уважать» [Быков, 2008 (а)]. Писателю надо сохранять гармонию внутреннего духовного устройства, иначе потеряется чутье, «пострадает небесная гармония» [Быков, 2008 (а)].
Возможно, сегодня у многих россиян чувство страха вообще атрофируется, потому как постоянное упрощение всех сторон жизни привело к возникновению у них одномерного внутреннего устройства? Государственная власть прикладывает много усилий для создания населения-потребителя, имеющего общие интересы и желания, ищущего стандартных развлечений и не рефлектирующего о жизни за окном. Самый сильный помощник для нее в этом деле – телевидение. Все сводится к тому, что «государство – всего лишь аппарат для охраны кормушки, и телевидение помогает ему в этом праведном деле» [Быков, 2008 (б)].
Творческий портрет медиакритика Дмитрия Быкова
Размышляя на тему «Телевидение – инструмент манипуляции» Д.Л. Быков определил «новый формат народного телевидения», который, по его мнению, сочетает три функции: «1) успокоительно-снотворную, чтоб не задавали вопросов; 2) оглупляющую, чтоб не сознавали происходящего, и 3) фриковую, чтобы зрителю было, за что себя уважать от противного» [Быков, 2008 (б)]. Безусловно, что российская государственная власть потворствует тем создателям современного телевидения, которые видят перспективы только в рамках этого «нового формата». В результате мы наблюдаем полную утрату ценностных критериев и катастрофическое обрушение планки: «в телевизоре господствует Петросян, в прессе гламур, в Чечне Рамзан Кадыров, и все это норма» [Быков, 2007 (г)].

Дмитрий Львович видит причины нынешнего культурного кризиса в свойствах национальной психологии (двоемыслии, половинчатости и др.) и в насаждаемом долгие годы советской властью атеизме: «Россия, борясь с православием, обречена была провалиться в пещерные верования» [Быков, 2008 (г)]. Влияние архетипов столь сильно, что Россия глубже верит в суеверия, нежели в насаждаемые мифы. Поэтому Быков задается вопросом: насколько глубоко затронул национальную душу советский миф, или он был «проигран» только на поверхности, имитирован? По его мнению, двоемыслие и половинчатость народа спасительны для России, потому как позволяют защитить национальную душу от наносного, от чуждых ценностей.
Д.Л. Быков глубоко осмысливает индивидуальную и национальную психологию. Он размышляет над тем, как эти две психологии в разные исторические периоды способствуют постоянному возрождению одних и тех же персонажей в политике и культуре. Аргументируя свою позицию, Быков опирается на выявленные им культурно-исторические закономерности, среди которых можно обозначить две наиболее заметные: цикличность российской истории (каждый нечетный век мягче, спокойнее, чем четный; жесткая диктатура рождает высокоинтеллектуальных и высокоморальных людей, а «второсортная свобода» порождает «второсортных людей») и закодированность в российской культуре социальных ролей (правителей, чиновников, писателей, рядовых граждан), для которых наступает свое исторической время.
Время – одна из определяющих категорий в творчестве Быкова. Пытаясь с ним поладить, он ищет ритмы в поэзии, литературе, истории. Анализируя такие феномены как «русский мальчик», «народничество», «вещь», «квартира» и другие, он обнаруживает те самые ритмы, в которых являют себя коды русской истории и свойства национальной психологии.
Размышляя о русской истории и о времени, Д.Л. Быков приходит к выводу, что в России время застыло. Если на западе прагматические и утилитарные отношения рвут исторические и культурные связи, ускоряя бег времени, то в нашей стране эти связи настолько прочны, что у нас вообще нет движения вперед, в будущее: «Всякое движение к прогрессу по определению конечно и чревато катастрофой либо полным расчеловечиванием, а вот органическая русская цивилизация с ее топтанием на месте или хождением по кругу имеет неплохие шансы» [Быков, 2007 (а)].
Интересно как сочетаются половинчатость и органичность в русской душе. Возможно, Д.Л. Быков для себя решает этот вопрос на эстетическом уровне? Для этого он ищет внутренние силы, позволяющие сохранять в неизменном виде архетипические свойства души, к которым можно отнести неполное подчинение власти материальных ценностей, ощущение чего-то большего, чем собственное Я: «Кто понимает абсолютную незначительность собственной личности, всех ее интересов и трудов, тот значительно меньше боится смерти» [Быков, 2008 (в)], и «только утратив все, за что цепляешься, ты взлетишь» [Быков, 2008 (е)].
Д.Л. Быков противостоит собственному страху смерти и ищет как раз ту отрешенную позицию «вне жизни», где все внутренние противоречия умолкают. В нем борются разновекторные элементы: западная цивилизованность, либеральность и восточная архаичность, консервативность, вера в бессмертие и страх смерти. Именно в лирике Быкову удается уловить состояние «вне жизни», где его противоречия умолкают. В лирических стихотворениях соединяются органичность и бренность мира, за которыми брезжит мучающая его вечность.
Преодолевая человеческое (психические реакции, страсть), Д.Л. Быков освобождается от власти времени над собой. В поэзии он поднимается над всем обыденным. Поэтому в его лирических стихотворениях часто нет персонажей, героев, а есть образы природы.
Чтобы вместить в себя единовременность и постоянство мира, он выпадает из реальной действительности. В стихотворении «Душа под снегом спит, как спит земля под снегом…» Дмитрий Львович сформулировал свою отрешенность, в которой «приходит» знание тайны мира: «Пока я был один – я больше знал о мире»… «Измученным и сирым к лицу всезнание, любви же не к лицу» [Быков, 1997]. «Измученные и сирые» не бегут вперед, они на обочине жизни, где нет будущих побед, успехов, а есть постоянное настоящее, поэтому им и открывается «всезнание». Время преодолевается, когда перестает говорить плоть, и душа начинает тонко чувствовать тончайшие изменения в пространстве, движение воздуха.
Д.Л. Быкову удается преодолеть время не только в лирической поэзии, но и в работе. Однажды он написал, о своей «догадке», «что жизнь не стоит того, чтобы жить, потому что в ней проигрываешь всегда и всегда попадаешься в ловушки, а кончается все одинаково. Зато в работе есть по крайней мере критерии, и время проходит не совсем напрасно» [Быков, 2009 (д)].
Одно из значимых с этой точки зрения направлений – работе в школе, там «хоть видишь иногда, как у ребенка на глазах пробуждаются способности, шебуршатся, так сказать, мысли...» [Быков, 2008 (ж)]. А вот «журналистика – это так, подмигнуть своим, чтобы не скучали. Польза есть, но иллюзорная» [Быков, 2008 (ж)].
Творческий портрет медиакритика Дмитрия Быкова
Быков еще в 1990-х открыл для себя еще одно направление, только уже критической деятельности, где есть «критерии» – это кино. В нем есть много о вечно неустроенной и таинственно органичной России. Если авторам фильмов удается попасть в этот образ России, Д.Л. Быков испытывает сильнейший восторг. Например, о фильме К. Муратовой «Настройщик» (2004) он написал: «Кира Муратова опять сняла шедевр… Один эпизод – проезд Руслановой с фальшивым женихом через станцию, на которой торгуют мягкими игрушками, – лучшее, что вообще было в кинематографе последних лет. По крайней мере, в России» [Быков, 2005].
Может быть, еще бОльший восторг у Быкова вызывал фильм А. Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицина»: «в нашем кинематографе произошло великое событие» [Быков, 2014]. Причем в «Тряпицине» Д.Л. Быков нашел свою любимую тему – русское застывшее время, где живет вечная таинственная органика. Так, например, по его мнению, режиссером показана «незыблемость и прочность кенозерского мира», где есть «настоящая русская жизнь, освободившаяся от всего наносного» [Быков, 2014].
Фильмы Д.Л. Быков анализирует довольно многопланово: оценивает их художественные достоинства, прослеживает взаимосвязь с реальностью, находит интертекстуальность, описывает метод работы режиссера и его индивидуальный стиль, философскую и эстетическую точки зрения авторов.
Быков считает, что есть две вещи, без которых кино не будет искусством: «цельность текста» и «самодвижение формы». Видимо, для того чтобы форма стала «самодвижимой», в ней должны соединиться архетипические корни и эстетика эпохи. Лежащие в глубине русской души архетипы в разные исторические времена принимают особые отличительные формы. Облекшись в экранные, они помогают увидеть и почувствовать энергию, движущую художественный мир. А взвешенное соотношение чувств, переживаний и действий позволяет сделать фильм непротиворечивым, целостным.
В кинорецензиях Быков показывает путь автора к открытию своей собственной художественной формы, отражающей его мироощущение исторического времени. «Точность ощущения эпохи» – важное эстетическое качество для Быкова, ведь когда он пишет о ритме в прозе, поэзии, кино, он понимает его как энергию жизни, побеждающей энтропию, или энергию самой энтропии, побеждающей жизнь. Он анализирует как философские размышления, мировоззренческое становление, рефлексии кинорежиссеров приводят к появлению их собственного ритма экранной реальности.
Безусловно, кинорецензии Быкова могут быть использованы в целях реализации эстетической и познавательной функций медиаобразования. С их помощью возможно развить у учащихся понимание «материи» кино, причем не напрямую – через такую привычную часть киноязыка как монтаж, задающий ритм и темп повествования, а через познание психологии и мироощущения авторов (режиссеров, сценаристов и др.), обнаруживающих себя в общей интонации фильма, ухватывающей мелодию исторического времени, и в деталях, сопрягающих экранную реальность и авторский внутренний мир.
И, думается, использование рецензий Д.Л. Быкова в качестве материала для анализа аудиовизуальных текстов позволит сформировать у учащихся умение видеть за художественной формой лицо автора, его внутренний поиск, эстетические идеалы, отношение к жизни.

Роман Сальный
* статья написана в рамках исследования при финансовой поддержке гранта Российского научного фонда (РНФ). Проект № 14-18-00014 «Синтез медиаобразования и медиакритики в процессе подготовки будущих педагогов.

Литература
Быков Д.Л. Великая пирамида. Леонид Леонов как певец Апокалипсиса // Русская жизнь. 2009 (а).
Быков Д.Л. Величие и падение русского скандала // Русская жизнь. 2008 (а).
Быков Д.Л. Всех утопить. Русская утопия как антиутопия для всех остальных // Русская жизнь. 2007 (а).
Быков Д.Л. Времечко и максимум. Падение народного жанра // Русская жизнь. 2008 (б).
Быков Д.Л. Выход Слуцкого. Поэт, который не стремился к гармонии // Русская жизнь. 2009 (б).
Быков Д.Л. Груз 2007 // Огонек. 08.04. 2007 (б).
Быков Д.Л. Дрожь коня. Из личного опыта // Русская жизнь. 2008 (в).
Быков Д.Л. Душа под счастьем спит, как спит земля под снегом. 1997 //
Быков Д.Л. Кончаловский, Шекспир и Тряпицин // Новая газета. 2014. № 28.
Быков Д.Л. Логово мокрецов. Подмосковная писательская резервация вчера и сегодня // Русская жизнь. 2007 (в).
Быков Д.Л. Массолит. Культуру для бедных надо уважать // Русская жизнь. 2008 (г).
Быков Д.Л. Матрица 37. Самоистребление – норма жизни // Русская жизнь. 2007 (г).
Быков Д.Л. Московское зияние. Обрушение мифа // Русская жизнь. 2008 (д).
Быков Д.Л. На пороге Средневековья. Россия – Эстония: каков вопрос, таков ответ // Русская жизнь. 2007 (д).
Быков Д.Л. Настройщик. 2005 // Сеанс. 2015. № 21/22.
Быков Д.Л. Небедные люди. Русской литературе чуждо сострадание // Русская жизнь. 2008 (е).
Быков Д.Л. Падение последних. Союз кинематографистов как модель // Русская жизнь. 2009 (в).
Быков Д.Л. Правила поведения в аду. Набоков как учитель жизни // Русская жизнь. 2007 (е).
Быков Д.Л. Проспи, художник. Русский лузер как литературный тип. // Русская жизнь. 2008 (ж).
Быков Д.Л. Пространство полемики. Честная моя Родина // Русская жизнь. 2008 (з).
Быков Д.Л. Русские звезды, или Вот мы и дома // Новая газета. 2015. № 140.
Быков Д.Л. Смерть народника. Из цикла «типология». 2007 (ж) //
Быков Д.Л. Смеющиеся души. Зощенко и страх // Русская жизнь. 2009 (г).
Быков Д.Л. Странная жизнь Вениамина Кнопкина. Возраст, я и «Бенджамин Баттон» // Русская жизнь. 2009 (д).
Быков Д.Л. Уродов и людей прибыло. В Москве и Петербурге проходят закрытые показы фильма «Груз 200» // Русская жизнь. 2007 (з).
http://kino-teatr.ru/kino/art/kino/4334/


Вы здесь » Современная музыкальная критика и журналистика » Киномузыка » Кино как вид искусства